Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День был солнечный, но на Будапештштрассе, узенькой безлюдной улочке, стиснутой с обеих сторон средневековыми дворцами-монстрами, царил рассеянный полумрак. Тишину и покой нарушал лишь звук шагов русского разведчика.
Неожиданно сзади слева раздался рокот мотора и мимо, почти касаясь шинами тротуара, промчался таксомотор, а сидевшая на заднем сидении женщина стучала в окно и приветственно махала Петру рукой.
«Что за черт?!» — только и успел подумать Попов, как авто остановилось и из него выпрыгнула высокая эффектная женщина. Призывно помахивая рукой и улыбаясь, она двинулась навстречу Петру. Но вдруг покачала головой — обозналась! — и, развернувшись, зашагала прочь.
«Вот тебе, Петя, и сказки Венского леса!» — прошептал потрясенный красотой незнакомки разведчик и безотчетно, как во сне, шагнул за нею.
Вдруг женщина споткнулась и рухнула на колени.
Повинуясь импульсу, Попов одним махом оказался рядом, подхватил женщину под руки, и, крепко прижав к себе, резко выпрямился, чтобы поставить ее на ноги.
Не пытаясь высвободиться из объятий, наоборот, — всем телом прижимаясь к Петру, незнакомка повернулась к нему лицом. Ее высокая грудь уперлась в его плечо, и он явственно услышал биение ее сердца. А может, своего?
Глаза красавицы призывно горели, полуоткрытый пунцовый рот влёк к себе неотвратимо. В следующее мгновение Пётр яростно впился в эти манящие губы. Незнакомка, будто только этого и ждала, — тут же закрыла глаза, вверив себя во власть его звериного порыва.
…Поцелуй длился несколько секунд, но Петру они показались вечностью. У него кружилась голова, а на душе вдруг стало легко и беззаботно. От радости хотелось нашкодить, свалять дурака. В общем… Хотелось!
Задыхаясь, Пётр прервал поцелуй. Успокоив дыхание, осторожно ослабил объятия, как вдруг заметил, что стоит на цыпочках. Иностранка была на целую голову выше ростом. Их взгляды встретились, и они разом рассмеялись.
— Данкешон, — как-то неопределенно произнесла она, имея в виду то ли руку помощи, то ли участие в поцелуе.
— Битешон, — автоматически ответил он и закусил губу, проклиная свое произношение.
— Вы — иностранец? — уж слишком по-свойски спросила незнакомка.
— Яа-яа, — только и выдавил из себя Попов.
— Русский? — настаивала незнакомка
«А не всё ли тебе равно?!» — подумал Пётр и, злясь на свой немецкий, даже не пытаясь скрыть досаду, крикнул по-русски:
— Да! Да! Я — русский!
— Как йето чудьесно! Какой тьесный мир! Моя мама есть русская! Как тьебя зовут?
— Пётр…
Попов не верил собственным ушам и своей удаче: «Красавица владеет русским языком!»
Он уже твердо знал, что нашел именно то, что искал, и решил развить контакт, но не знал, как это сделать, ибо впервые оказался с красивой женщиной наедине. Да еще с какой и где — с красавицей феей в центре Вены!
— А вас… Как вас звать? — осмелев, сказал по-русски Пётр.
— Грета… Грета Ламсдорф, — засмеявшись, она протянула руку.
— А что если нам зайти куда-нибудь в кафе? — пожав протянутую руку, предложил Попов. — Если вы не торопитесь, конечно…
— Да-да, коньешно… я сьегодня свободная, — с готовностью ответила фея.
…Так военный разведчик Пётр Попов угодил в «медовую западню», и начался первый и последний в его жизни любовный роман — оказавшийся расстрельным — с агентессой западных спецслужб, действовавшей под десятком псевдонимов.
Глава шестая
Девочка напрокат
Гретхен Рицлер родилась в 1918 году в Вене. Ее отец — пианист Отто Рицлер, мать — баронесса Анастасия Больц-Лопушинская.
Вообще-то, родители баронессы, в 1917‐м бежавшие из России от красного террора, надеялись осесть в Париже, но в дороге от тифа скончались родители юной Анастасии, и добрые люди пристроили ее в госпиталь для бездомных.
Сразу по выздоровлении баронессу выбросили на улицу, потому что она в бреду кричала по-русски.
Главному врачу было наплевать и на ее родословную — немцев по линии отца, и на то, что, кроме русского, она свободно владеет пятью европейскими языками. Он был непреклонен: Россия находится в состоянии войны с Австро-Венгрией и Германией, поэтому скажи спасибо хотя бы за то, что мы, твои враги, вытащили тебя с того света!
С большим трудом Анастасии Больц — а теперь она представлялась только так, отбрасывая вторую часть своей фамилии, — удалось устроиться билетершей в венском предместье в дешевый мюзикл, похожий на солдатский бордель, чтобы, скопив денег на билет, уехать, наконец к парижским друзьям.
* * *
В первый же вечер знакомства с баронессой-билетершей Отто Рицлер, покоренный ее красотой и великосветскими манерами, упал перед ней на колени и со слезами на глазах умолял выйти за него замуж.
Париж баронессе виделся далекой перспективой, а предложение пианиста и его искренность выглядели близкой явью. Баронесса выбрала второе, хотя в глубине души лелеяла надежду в ближайшее время выбраться из ненавистной Австрии в обожаемую с детства Францию.
Однако жизнь, как это всегда и бывает, внесла в планы Анастасии свои коррективы. Сначала муж потерял работу и запил горькую. Затем родилась Гретхен, и баронесса, скрепя сердце, выбросила из головы мечты о Париже и полностью посвятила себя воспитанию дочери. Вечерами, уложив спать дочь, выходила на панель, чтобы заработать на хлеб для себя и молоко для малышки.
…О смерти мужа-пианиста Анастасия узнала из газет — он давно уже не жил в семье, прося милостыню у входных дверей дорогих кафе и гостиниц.
Гретхен к этому времени исполнилось 15 лет, хотя соседи давали ей все 20 — так зрело она выглядела. А ослепительная красота, а поступь, а манеры, а тон! Да это же принцесса, а не какая-то недоросток в лохмотьях!
Девочка свободно говорила по-русски, по-французски, по-английски и, конечно, по-немецки. Более того, она прекрасно играла на пианино и гитаре, пела и танцевала — забота матери-баронессы дала свои плоды.
Нет-нет, что бы там ни болтали злые языки о ее матери и отце, у их дочери большое будущее!
Но произошла трагедия. Ослепительной красоты пятнадцатилетнюю Гретхен, доставленную в венскую клинику по поводу гнойного аппендицита, прямо на операционном столе изнасиловал врач-маньяк.
Неудачно проведенный аборт лишил ее способности деторождения.
Суд приговорил вурдалака к пожизненному заключению, но горю матери и репутации пятнадцатилетней Гретхен это помочь не могло.
Вскоре, не вынеся позора, покончила с собой Больц-Лопушинская.
* * *
Рицлер, умопомрачительно красивое юное создание, не могла остаться не замеченной венскими сутенерами, вербовавшими наложниц среди студенток колледжей, официанток, натурщиц и фотомоделей.
Начали с малого: предложили за