Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 56. Благодарность
В коридорах клиники послышались голоса: мужской и женский. Вскоре в холле появились Александр Валерьевич в зимней куртке и шапке и София в униформе клиники. Я сразу подскочила к ним.
— Вы ещё здесь, — смерил меня надменным взглядом хирург. — Подлатали вашего пса. Пока жив, но состояние… — он цокнул языком и покачал головой.
— Как мне вас благодарить?
— Сонечка расскажет, — ухмыльнулся он и, попрощавшись, вышел за дверь.
Мы остались с Софией один на один. На её лице читалось сочувствие.
— А хотите кофе? Или чай? — вдруг улыбнулась она. — Я сегодня тут одна дежурю, у напарницы пересдача завтра, учит.
— А как Дружок? — волновалась я.
— Пока под наркозом. Александр Валерьевич хороший хирург, но любит, чтобы его упрашивали, уговаривали. Врач не должен быть таким, — она улыбалась, а мне, как и Александру Валерьевичу, хотелось называть её Сонечкой, не Соней, не Софией, ведь она правда была как солнце.
— Спасибо вам за всё, — тихо проговорила я. — Если бы не вы…
— Меня Соня зовут, если что. Мне самой так жалко вашего пса.
— Он мне жизнь спас, — опустив глаза, призналась я.
— Ого! — вытаращила на меня глаза Соня. — Как? А вы домой не поедете? Пёсик нескоро очнётся. Я за ним присмотрю, позвоню, если что.
Почему-то мне не хотелось домой. Я боялась реакции Егора, ведь из-за меня Дружок пострадал, и боялась оставлять пса одного, даже под присмотром Сони. Знала, что сегодня не усну, а здесь, рядом с ним, мне было спокойнее.
— Я бы хотела дождаться, когда он проснётся, если можно.
— Конечно можно, — мне показалось, Соня даже обрадовалась. — Давайте кофе пить, тут есть печеньки.
Лучезарная Соня периодически отбегала проведать питомцев, но всю ночь провела со мной, у неё была вереница историй о кошках и собаках, о морских свинках и черепахах. Она болтала про учёбу на ветеринарном факультете.
— Я бы очень хотела в Москву попасть, там работать в клиниках. Не хочу в захолустье быков осеменять или колоть антибиотики на свиноферме, — скривилась она. — Но пробиться тяжело, сюда-то попала, потому что подружка — племянница Александра Валерьевича.
— Соня, ты хороший человек, душевный. А животные чувствуют людей, так что у тебя всё получится.
— Правда? — округлила глаза она, будто я открыла какую-то тайну. — Александр Валерьевич говорит, что добрый ветеринар, который любит животных, — плохой профессионал, и что жалость — главный враг врача.
— Может, он и профессионал, но он предложил усыпить собаку, потому что мало шансов, а ты помогла. Кому-то жалость и мешает, но человечность никто не отменял. Спасибо, Соня. Не знаю, чем мне тебя отблагодарить.
— Кстати, о благодарности, — смутилась она. — Александр Валерьевич предпочитает сигары и коньяк, я сейчас напишу названия.
Она дала мне бумажку. Я усмехнулась. Цена жизни — всего-то коньяк и сигары, пусть и какие-то элитные.
— Будут ему и сигары, и коньяк. Это ерунда.
— Врач не должен быть таким, — потупив взор, добавила Соня.
— Он честен с собой и пациентами, у него своя цена благодарности. Он до полуночи возился, спасал жизнь моей собаке, на мой взгляд, этого даже мало.
Соня опять с удивлением подняла глаза:
— Но это стоит… прилично, столько же, сколько и сама операция.
Такая она наивная, искренняя. Будет жаль, если система или такие, как Александр Валерьевич, вобьют в этот неогранённый алмаз свои циничные идеи. Мне редко встречались такие солнечные люди.
— Эта собака слишком много для меня значит. Без неё всё потеряет смысл, — вздохнула я. Мне тяжело было даже допустить мысль, что, если Дружок умрёт, я больше не увижу Егора.
Глава 57. Спи
Мы проговорили всю ночь, выпили литры кофе, и я была искренне благодарна Соне за компанию, она не давала уйти в тяжёлые думы. Меня пугало одиночество. Понимание, что я буду в доме одна, без Егора и собаки, заставляло ёжиться от страха. Становилось до жути неуютно.
Когда клиника открылась, потекли посетители, и Соня растворилась среди них, но спустя час вышла ко мне:
— Он вроде очухался от наркоза, но очень слаб.
— Можно его забрать? — я чуть воспрянула духом от хорошей новости.
Но Соня покачала головой:
— Пока нет, нужен покой пару дней. Я ему капельницу поставила, нам можно ехать домой. А завтра с утра позвоню, расскажу, как он.
Мы с Соней вместе поехали на такси, нам оказалось по пути. Я валилась с ног от усталости, а она была весела и выглядела бодрой, хоть иногда и зевала.
В доме царила тишина, Егор не слушал музыку, у меня на душе было тяжело, я чувствовала себя виноватой.
— Егор! — крикнула в пустоту.
Свет мигнул.
— Прости! — проговорила я.
Свет опять замигал, я прошла в гостиную, и Егор по буквам азбуки собрал:
— Не вини себя.
Я не знала, что думает и чувствует Егор. Будь он рядом, нашёл бы нужные слова, но азбукой получалось говорить короткими фразами, ему явно было нелегко набирать буквы, хотя Егор учился и старался.
— Спи, — снова сказал плакат.
Бессонная ночь давала о себе знать, глаза закрывались сами собой, и я послушалась совета, но на душе было неспокойно. Оставшись наедине с собой, я сдалась под натиском тяжёлых мыслей. Лежала на спине, а слёзы струйками стекали по щекам. Мне было страшно и одиноко.
Я проснулась к вечеру. Егор стоял рядом в комнате, смотрел в окно. Я встала с кровати, хотела подойти, обнять, но он резко отпрянул. Посмотрел на меня, его взгляд изменился, стал холодным и злым, как у маньяка в лесу, и голос был уже не Егора, а того мужчины:
— Ты меня разочаровала, Катя, и скоро умрёш-ш-ж-ж…
«Ж-ж-ж…» — я вздрогнула, вскочила с кровати. На тумбочке жужжал телефон. Это был всего лишь кошмар, но такой страшный, реалистичный, что я никак не могла прийти в себя, сердце выбивало чечётку. Звонивший вскоре оставил попытки, и телефон перестал вибрировать. Я глубоко дышала, пыталась успокоиться, но вновь вздрогнула, когда опять зажужжал вызов.
Взяла в руки трубку, звонил Сеня.
— Кать, привет, если навигатор не ошибся, то я около тебя. Синий забор, так? Ты дома?
— Дома, — выдохнула. — Сейчас открою.
Быстро переоделась, плеснула в лицо ледяной воды, чтобы выйти из кошмара в реальность. На улице уже стемнело, я даже не посмотрела, сколько сейчас времени.
— Ты как? — сразу спросил Сеня.
— В норме, — привычно ответила я.
— Катюх, давай начистоту, — строго добавил он и нахмурился.
— Я в норме, правда, —