возлияниями. И появлялось странное ощущение в коленях, запястьях и локтях. Как будто суставы начинали расшатываться. А еще, когда я напивалась, на меня накатывала ностальгия. И вот сейчас, потому что в музыкальном автомате включились «Грейтфул Дэд» («Кэссиди» – определила я песню), я вспоминала, как мы заезжали за другом Брюса, Джорджем, по дороге на концерт этой группы, и пока ждали, проскользнули в кабинет. И там я сделала Брюсу очень быстрый, очень горячий минет под оленьей головой, висящей на стене.

Физически я пребывала в баре, но мысленно стояла перед Брюсом на коленях, стискивала его ягодицы, его колени упирались мне в грудь, когда он вздрагивал и ахал, и выдыхал признания в любви, и я думала, что создана только для этого и ничего больше.

– Можешь, конечно, – настояла Макси, вытаскивая меня из болота прошлого в пропитанное текилой настоящее. – Расскажи мне самое плохое о нем.

– Он ужасный неряха.

Она очаровательно сморщила носик:

– Это не так уж плохо.

– О, ты просто не представляешь. У него же длинные волосы, и они попадали в слив душа, понимаешь? И он никогда не чистил слив. Просто время от времени брал этот клок покрытых пеной и просто складывал в угол, на бортик ванны. Когда я увидела это в первый раз, то заорала в голос.

Мы выпили еще по шоту. Щеки Макси раскраснелись, глаза блестели.

– А еще у него отвратительные ногти на ногах. – Я рыгнула как могла деликатнее, прикрывшись тыльной стороной ладони. – Желтые, толстые и слоятся…

– Грибок, – со знанием дела кивнула Макси.

– А потом его так называемый мини-бар, – воодушевившись, продолжила я. – Каждый раз, когда его родители летали куда-нибудь на самолете, они привозили ему мини-бутылки водки и виски. Он складывал их в коробку из-под обуви, и когда кто-нибудь приходил пропустить стаканчик, он говорил: «Возьми что-нибудь из мини-бара». – Я помедлила. – А знаешь, довольно мило.

– Только хотела сказать, – согласилась Макси.

– Но через какое-то время это начало раздражать. То есть я прихожу домой, голова раскалывается, я просто хочу водки с тоником – а он лезет в этот свой мини-бар. Мне кажется, он просто был слишком скуп, чтобы раскошелиться на нормальную бутылку.

– Скажи мне, а он действительно был хорош в постели?

Я попыталась подпереть голову рукой, но локоть отказался сотрудничать, и я чуть не приложилась лбом о стойку бара. Макси рассмеялась. Бармен нахмурился. Я попросила стакан воды.

– Хочешь знать правду?

– Нет, я хочу, чтобы ты солгала мне. Я кинозвезда. Все так делают.

– Правда, – протянула я. – Правда в том…

Макси со смехом наклонилась ближе.

– Давай же, Кэнни, добей меня.

– Ну, он был очень даже готов пробовать новое. И я это ценила…

– Ну давай! Мы ж не для пердави… передовицы. – Макси закрыла глаза и рот. – Без подвоха. Я задала простой вопрос. Он был хоть сколько-нибудь хорош?

– Правда… – у меня заело пластинку. – Правда в том, что он был очень… маленький.

Макси распахнула глаза.

– Маленький? В смысле… там, внизу?

– Маленький, – повторила я. – Крошечный. Микроскопический. Стремящийся к нулю! – Вот. Если я все это выговорила, значит, я еще не совсем в стельку. – То есть не когда у него стоял. Когда стоял, то вполне нормального размера. А когда висел, то как будто втягивался внутрь и выглядел как такой малюсенький… – меня разобрал такой смех, что я не смогла продолжить.

– Что? Ну же, Кэнни! Хватит смеяться. Сядь прямо. Говори уже!

– Волосатый желудь, – через силу выдавила я.

Макси так завопила, что аж слезы брызнули, а я почему-то оказалась на боку, головой у нее на коленях.

– Волосатый желудь! – повторила Макси.

– Цыц! – шикнула я, пытаясь выпрямиться.

– Волосатый желудь!

– Макси!

– Что? Думаешь, он меня услышит?

– Он живет в Нью-Джерси, – очень серьезно произнесла я.

Макси вскарабкалась на стойку и сложила ладони рупором:

– Внимание, гости бара! В Нью-Джерси обитает волосатый желудь!

– Если не показываешь сиськи, вали со стойки! – крикнул пьяный парень в ковбойской шляпе.

Макси крайне элегантно показала ему средний палец и спустилась обратно.

– Не говори никому. Ни-ко-му, – пьяно пробубнила я.

– Не волнуйся, не расскажу. Очень сомневаюсь, что мы с мистером Крохой вращаемся в одних кругах.

– Он живет в Нью-Джерси, – повторила я, и Макси захохотала так, что у нее текила пошла носом.

– Итак, по итогу, – резюмировала она, когда перестала захлебываться. – Ты тоскуешь по парню с маленькой писькой, который плохо с тобой обращался?

– Он не обращался со мной плохо, – возразила я. – Он был очень милым… и внимательным… и…

Но она не стала меня слушать.

– Милых и внимательных пруд пруди. И поэтому, скажу я тебе, у тебя слишком низкие запросы. Ты можешь лучше.

– Я должна его забыть.

– Так забудь! Я настаиваю!

– И в чем секрет?

– Ненависть! Я уже говорила.

Но я не могла ненавидеть Брюса. Хотела, но не могла. Против воли я вспомнила нечто невероятно нежное. Как однажды под Рождество я велела ему притвориться Санта-Клаусом. А сама изобразила, что пришла в торговый центр сфотографироваться с «дедушкой». Как я взгромоздилась ему на колени, стараясь упираться ногами в пол, чтобы не давить на него всем весом, и прошептала ему на ухо: «А это правда, что Санта может лишь раз в году?» Как он смеялся, как охнул, когда я положила руку ему на грудь и заставила откинуться на спину. Как прижалась, пока Брюс безбожно фальшиво напевал «Все, что я хочу на Рождество, – это ты».

– Вот, – сказала Макси, сунув мне в руку стопку текилы. – Лекарство.

Я выпила залпом. Она схватила меня за подбородок и пристально посмотрела в глаза. Она двоилась. Голубые, как блюдца, глаза, ниспадающие каскадом волосы, геометрически идеальная россыпь веснушек, подбородок чуть островат, он мог бы портить ее идеальность, но Макси выглядела невероятно милой. Я моргнула, и она снова стала одним человеком.

– Ты все еще его любишь, – заключила Макси.

Я склонила голову.

– Да, – прошептала я.

Она меня отпустила. Я ударилась головой о стойку. Макси дернула меня обратно. Бармен забеспокоился.

– Кажется, ей уже хватит.

Макси его проигнорировала.

– Может, звякнешь ему?

– Нельзя, – ответила я, вдруг остро ощутив себя очень, очень пьяной. – Выставлю себя дурой.

– Есть вещи похуже, чем выглядеть дурой, – отрезала Макси.

– Например?

– Потерять того, кого любишь, просто потому что гордость не дает позвонить и поговорить начистоту. Это – хуже. Итак, какой у него номер?

– Макси…

– Говори номер.

– Это очень плохая идея.

– Почему?

– Потому что. – Я вздохнула и внезапно ощутила, как текила давит изнутри на череп. – А если он меня не хочет?

– Тогда хорошо, что усвоишь это раз и навсегда. Тогда