Посредине комнаты стоял круглый стол, покрытый скатертью в цвет стен, на нем три толстые свечи разной высоты, хрустальная жаба, стеклянный шар на деревянной подставке и колода карт, да не простых, а двойного размера.

– А ну, отвернись, друг мой любезный, прикрой глаза руками и считай до двадцати, да не подглядывай, – приказала Дарья.

Сергей послушно прижал ладони к лицу и начал считать.

– Не части. Помедленнее, – послышалось шебуршание.

Досчитав до двадцати, Травин повернулся и вздрогнул.

За столом сидела совсем другая женщина – на вид старше, с черной помадой на губах, с тенями под глазами, волосы были заколоты булавкой с черепом, на тонких пальцах – такое же кольцо. Белоснежная шаль, расшитая непонятными символами, покрывала плечи. Но Даша изменилась не только внешне, но и внутренне, от нее исходила какая-то неведомая сила.

– Садись, – и голос стал ниже, приобрел густоту.

Сергей послушно уселся на стул.

– Смотри мне прямо в глаза, сделай вдох, потом выдох, еще вдох. Выдох. Глубже. Глубже. Почувствуй, как тяжелеют веки, как пульсируют виски. Вдох, выдох, вдох, выдох.

Сергей и вправду почувствовал какую-то сонливость.

– Давай руку, – приказала Дарья и уколола Травина булавкой в протянутую ладонь, размазала каплю крови по стеклянному шару. От неожиданности он вздрогнул, но туман, образовавшийся в голове, не прошел.

– Все вижу, что с тобой случилось. Вижу несчастную любовь, потерю горькую. Страдаешь ты до сих пор. Смотри в шар. Смотри не отрываясь.

Сергей ошарашенно вгляделся в стеклянную поверхность.

Внезапно Даша рассмеялась.

– Что, поверил?

– Ну, не знаю, – Травин растерялся – бывало такое, что ему пытались задурить голову, но он даже цыганкам не поддавался, а тут чуть не поплыл. – Такое ощущение, что прямо изнутри что-то тянешь.

– Это, мой дорогой, психология, – соседка довольно сощурилась, превратившись в себя прежнюю, – сначала легкий транс, потом резкое воздействие, и когда сознание человека не знает, в каком состоянии он сейчас находится, какое-нибудь банальное откровение. У каждого обязательно несчастная любовь и страдания, к гадалкам радостью поделиться не ходят. Ну а потери – в гражданскую кто только кого не потерял. Беспроигрышный вариант. Но ты молодец, держался, хотя с вами, мужиками, всегда сложнее. Женщины сразу чуть ли сознание не теряют.

– И что, каждой придумке верят? – Сергей окончательно пришел в себя.

– Почему придумке, – Дарья покачала головой, – все взаправду. Я ведь, Сережа, не с одной женщиной разговариваю, их много сюда ходит. И они садятся на твое место и все-все рассказывают, но не про себя, а про мужа, про подруг своих заклятых, кто с кем гуляет, у кого что в жизни произошло, кто кому какую подлость сделал. Тут только запоминай и нужному человеку говори, ничего сложного. Поэтому я и беру по червонцу за сеанс, что еще до того, как сюда клиентка вошла, я о ней все почти знаю и, если могу помочь – помогу, а нет, хуже не сделаю. Врач, он скальпелем режет организм, а с душой так тонко не получается, приходится где-то прижечь горьким известием, где-то советом восстановить. Просто так люди сокровенное выкладывать не станут, но если суевериями их подтолкнуть, выложат все как на духу.

– Сегодня слесаря искал, чтобы он мне трубы опломбировал, – поделился Травин, – так вот его жена тебя ведьмой и назвала. Сказала, была у них соседка, кассирша какая-то, убили ее недавно, так она тебе все деньги сносила, как привороженная. А Петелькина эта, слесарева жена, к какой-то гадалке за рубль ходит, так значит, те тоже обманщицы?

Даша поморщилась. Сравнение с конкурентками по ремеслу ей явно не понравилось.

– Так вот ты откуда про гадание узнал. Этим дешевкам только голову задурить, – жестко сказала она. – Что они могут людям дать, кроме бредней о своей якобы силе? Вот ты в Бога веришь?

– Нет, – признался Сергей.

– А в приметы?

– Иногда верю. Ну там кошка дорогу перебежит или баба с пустым ведром. Понимаю, что чушь собачья, но, видимо, в детстве крепко в голову вбили.

– Вера в чудо. Все верят и, даже если понимают, что пустое это, все равно где-то в глубине души сомневаются, а вдруг взаправду. Большинство примет не сбывается, потому что на самом деле это только суеверия, но это мы не помним, а вот то, что случайно совпадет, сразу в сознании помечается как доказательство того, что чудеса существуют. И тогда человек себя сам уже настраивает, и даже если нет никакого повода чему-то случиться, сделает, чтобы так и произошло. Очень многое, Сережа, мы не осознаем, а мозг работает, перелопачивает информацию. Вот ты сейчас сидишь, меня слушаешь, а на самом деле внутри твоей головы что только ни происходит, то, что ты днем видел и пережил, накладывается на предыдущий опыт, он где-то корректируется, а где-то корректирует твои сегодняшние воспоминания.

– И откуда ты все это знаешь? – восхитился Сергей.

– Я же сказала, психология. Наука такая о человеческом поведении, когда-то увлекалась ей, ходила на лекции профессора Лазурского, но не доучилась, вот сейчас фельдшером работаю. В больнице, мой дорогой, люди часто на грани смерти находятся, им не только медицинская помощь нужна, иногда и словом лечить приходится. А кассиршу я эту недавно в морге видела, Генрих Францевич ее вскрывал. Жуткая смерть, жалко ее, приходила просто поплакаться, душу излить, одинокая она была, несчастная. Работа ей не нравилась, жизнь в этом городе – тоже, сестра в Ленинграде только деньги с нее тянула, а к себе не звала, в общем, несладко ей жилось. Да еще и неприятности с начальством, директор банка какие-то делишки заставлял ее обделывать, я так и не поняла, что именно и зачем, что-то мелкое, но противное. И вот за десять рублей она получала душевное спокойствие, хоть и временное, выговаривалась, отталкивала от себя проблемы. Но я ее уже месяца полтора не встречала, она заявилась когда в последний раз, сказала, что благодаря мне жениха нашла, и все у них ладится. Только счастьем светиться начала, и тут такой конец.

– Так ты точно не ведьма? Приворожить не можешь? – уточнил Травин.

– Ведьма, не ведьма, а приворожить очень даже могу, – ответила Дарья и тут же продемонстрировала Сергею, как она умеет это делать. Жаль, что недолго, Травина ждала работа, и так вон сколько времени потерял.

Иван Миронович Гирин курил одну папиросу за другой. Особоуполномоченный ЦАУ НКВД Якушин в очередной раз позвонил и спросил, как идет поиск денег и подозреваемых в ограблении банка. А сказать ему было нечего, все, кроме этого проклятого Яшки Каторги, были мертвы. Только вот потянулась ниточка с этим мужиком, который к инспектору коммунхозотдела залез, и на тебе – тоже помер.

– Ты так все легкие себе выкуришь, – Карецкий сидел напротив и мастерил из выдранной из дела бумажки самолетик. – Ваня, послушай еще раз, все выгорит. Сам посуди, деньги мы нашли. Неважно, что они наверняка не из банка этого, но логично ведь выходит. Бандит целковые вынес, не расхаживать же ему с мешком банкнот пронумерованных, вот и поменял на золотишко. Так ведь, Пал Евсеич?