несколько раз попытался выйти с атлантами на контакт – заговаривал то с одним, то с другим, потом хотел показать атлантам свои марки, потом предложил им свои любимые конфеты «Коровка», но атланты не поддавались, они были неподвижны и безучастны.

Вот и сейчас попутчики напомнили Сапунову тех атлантов – такие же огромные, сильные и равнодушные. Как тогда, он попытался выйти на контакт, повернул голову налево и проговорил робким, просительным голосом:

– Кто вы такие, ребята?

Качок не ответил. Он, кажется, даже не услышал вопроса, во всяком случае, ни один мускул на его лице не шелохнулся.

Сапунов повернул голову направо и повторил попытку:

– Куда вы меня везете?

Результат был прежним – то есть никакого результата.

«Атланты» сидели, сложив на коленях мощные руки, и смотрели прямо перед собой.

Машина тем временем проехала насквозь квартал унылых хрущевских пятиэтажных домов и выехала к полосе отчуждения, тянувшейся в обе стороны вдоль железной дороги. Навстречу полз бесконечный товарный состав – наглухо закрытые грязно-зеленые вагоны чередовались с платформами, на которых громоздились груды угля и гравия.

Машина притормозила возле переезда, дожидаясь, когда состав пройдет мимо. Шлагбаум неторопливо поднялся, машина переехала на другую сторону.

Человек, который сидел впереди, рядом с водителем, повернулся и приказал одному из «атлантов»:

– Мешок!

Парень достал откуда-то черный матерчатый мешок, одним движением надел его на голову Сапунова. Павел погрузился в пыльную, душную темноту. Он дернулся, пытаясь высвободиться, но сильные твердые руки придержали его, тихий голос проговорил:

– Сиди спокойно, а то голову оторву.

Голос был такой спокойный и равнодушный, что Сапунов сразу и безоговорочно поверил – этот оторвет, не задумается, и замер, зажмурив глаза, от которых все равно не было толку.

Они ехали еще несколько минут.

Наконец машина остановилась, дверцы открылись. Сильные руки подняли Сапунова, выволокли его наружу, куда-то потащили. Он с трудом переставлял ноги, то и дело спотыкаясь. Сильные руки поддерживали его, подталкивали.

Впереди скрипнула открывающаяся дверь, Павла втолкнули, снова придержали. Знакомый голос предупредил:

– Лестница!

И правда, дальше были ступени, ведущие куда-то вниз. Если бы Павла предоставили себе, он просто скатился бы по этим ступеням, переломав себе руки и ноги, а возможно, и шею. Но те же сильные руки поддерживали его, так что он без всякого ущерба для себя спустился по лестнице и пошел вперед.

Заскрипела еще одна дверь, Сапунова подтолкнули вперед – и наконец сняли с его головы мешок.

Он оказался в пустом длинном подвале с низким грязно-серым бетонным потолком.

Вдоль стен подвала тянулись какие-то провода и трубы. Посреди помещения стояли тяжелое массивное кресло и несколько простых металлических стульев. Чуть в сторонке был хромированный столик на колесах, вызывающий медицинские ассоциации и накрытый белой простыней.

Рядом с Сапуновым стояли все те же два «атланта», впереди, возле кресла, – голубоглазый блондин.

Блондин небрежно кивнул конвоирам. Те поняли его без слов, подтащили Сапунова к креслу, толкнули в него, ловко и умело привязали руки к подлокотникам, а ноги – к ножкам кресла и отошли в сторону, любуясь своей работой.

Блондин достал из кармана черную трубку, похожую на допотопный мобильный телефон, с какими ходили братки в девяностые годы, только еще более массивную, поднял ее и проговорил:

– Все готово.

Сапунов, который до сих пор был как бы загипнотизирован происходящим, спохватился и заверещал:

– Вы меня с кем-то перепутали! Отпустите меня! Я ничего не знаю! У меня ничего нет!

На него никто не обратил внимания. Все смотрели на дверь в глубине подвала, как будто чего-то или кого-то со страхом ожидая. И этот страх, это ожидание невольно передались Сапунову, он тоже испуганно уставился на эту дверь.

Наконец дверь распахнулась, и в подвал неторопливо, уверенно вошел коренастый, плотный мужчина средних лет. Он шел, чуть заметно прихрамывая и косолапя, в его фигуре чувствовалась страшная, первобытная сила. На широком лице в красных прожилках горели маленькие злобные глазки.

Этот человек был похож на огромного, страшного, безжалостного зверя.

Может быть, на медведя?

Нет, скорее на какое-то древнее, доисторическое создание, на хищного двуногого ящера…

Этот «ящер» небрежно мотнул головой, и двое «атлантов» бесшумно вышли. Вот только что стояли здесь – и исчезли, как будто и не было их никогда. «Ящер» мотнул головой в другую сторону, и тотчас вышел и голубоглазый блондин.

Сапунов замер, вжимаясь в спинку кресла и в ужасе глядя на приближающееся существо.

А страшный незнакомец подошел совсем близко, остановился и оглядел Павла своими маленькими злобными глазками. В какой-то момент в них промелькнуло злобное удовольствие – он почувствовал переполняющий Павла страх.

Выдержав театральную паузу, незнакомец прохрипел глухим, страшным голосом:

– Значит, это ты?

– Нет, не я… – на всякий случай открестился Павел.

– Что?! – Незнакомец побагровел. – Ты еще со мной спорить будешь? Я еще ни о чем тебя не спросил, а ты уже возражаешь? Да я же тебя на куски порву!

– Не… не надо… – пролепетал Павел. – Я расскажу вам все, что знаю, только не убивайте меня!

– То-то! – Страшный человек навис над Павлом, как скала, и процедил: – Где он?

– О чем… о чем вы говорите?

– Не зли меня! Ты знаешь о чем! Это ведь ты украл письмо у Таньки?

В голове у Сапунова от страха все перемешалось. Он ничего не понимал, не понимал, чего хочет от него этот монстр, не понимал, о чем он говорит. Какое письмо, какая Танька? А понять было очень важно, от этого зависела сама его жизнь.

– Кто… кто такая Танька? – пролепетал он едва слышно.

– Только не придуривайся! – зарычал монстр, и лицо его стало еще краснее. – Не говори мне, что ты не помнишь Татьяну Коноплеву! Ты, мразь, ее шантажировал!

– Ах, Коноплеву… – Павел наконец понял, о ком идет речь, о ком спрашивает его этот монстр.

Теперь он лихорадочно пытался сообразить, как себя вести, что говорить, чтобы не разозлить еще больше этого страшного человека. Какое отношение он имеет к Коноплевой? Почему она его интересует? Валить на нее всех собак, чтобы отмазаться самому? А может, она его родственница или, не дай бог, любовница, и он тогда еще больше разозлится?

– Вижу, что вспомнил! – прохрипел монстр.

– Вспомнил, вспомнил! – поспешно залепетал Сапунов. – Я же не знал, что у нее такие друзья серьезные… я не знал, что вы… я не знал, что у вас…

– Да мне на Таньку плевать! – перебил его доисторический монстр. – Тоже мне, подруга!

Сапунов окончательно запутался.

Если этому монстру нет дела до Коноплевой – тогда что вообще ему нужно?

– Ты ее шантажировал? – повторил монстр, сверля Сапунова мрачным