— Не заявила бы. Я ее дружками хотел припугнуть. Что красного петуха пустим, если в ментуру побежит. Да что теперь говорить-то! Все равно узнали, что мы там были. И камешки нашли. Пашку жалко, мать.

— Мы с отцом скажем, что он дома был, — всхлипнула Антонина Дмитриевна.

— То-то и оно. А я скажу: с друганом, мол, в дом полез. А с кем, не их печаль. На себя все возьму. Ты только Ольку с Настей не бросай. Там уже все, крантец, разъехались мы, но чтоб дочка папу помнила. Ты ходи к ним. Подарки там, гостинцы. Шоколадки чтоб. Замуж снова выскочит, так чтоб фамилию, слышишь, чтоб фамилию и отчество мои оставила. Дочке чтоб. Настя Петухова. Анастасия Анатольевна. Слышишь?

— Толя, я слышу.

— А то я ее знаю. Сука.

— Петров, старший оперуполномоченный, обещал помочь, если ты сдашься, Пашу выпустить. Толя? — жалобно спросила заведующая.

— Возвращаюсь я, мать.

— Главное, что вы ее не убивали…

— Слово даю!

— А кто ж тогда, Толя?

— Это я ментам скажу.

— Телефон тебе дать?

— Какой телефон?

— Петрова. Анатолий задумался.

— Позвони и честно все ему расскажи, — затараторила Антонина Дмитриевна. — Что не хотели. Не убивали. А наверху кто-то ходил. Что не с братом ты был.

— Ладно. Давай номер, — нехотя сказал Анатолий, и Антонина Дмитриевна торопливо полезла в сумочку за блокнотом, приговаривая:

— Сейчас, Толя, сейчас…

Потом Анатолий тяжело вздохнул и спросил:

— Мать, Машка там?

— Ма… — Антонина Дмитриевна оглянулась и поймала испуганный Кискин взгляд. — Здесь. Рядом.

— Скажи ей… А, ничего не говори. Ждать она меня не будет, это я и так знаю. Ладно, проехали.

— Я найму тебе лучших адвокатов, я передачи тебе носить буду, приезжать, я…

— Все, мать. Я развернулся. Давай. Увидимся в суде, — грустно сказал старший сын. И фальшиво запел: — Таганка… Где ночи, полные огня? Таганка… Зачем сгубила ты…

— Толя…

Но в трубке уже было молчание. Антонина Дмитриевна вытерла слезу, сбегающую по щеке.

— Одумался, значит, — тихо сказала Татьяна.

— Возвращается, — вздохнула Инна.

— Не убивали они. Не убивали… — простонала Антонина Дмитриевна.

— А кто? — высоким голосом спросила Галя.

— Я знаю — кто, — сказала вдруг Татьяна.

— Ну? — повернулись к ней женщины.

— Что Валентина-то говорила? Нинина сестра?

— А что? — спросила Антонина Дмитриевна.

— Что они долги отдали, вот что! А с каких шишей? А?

— Ты думаешь, что это Николай Нину… убил? — охнула Антонина Дмитриевна. — Валентина призналась, что они поссорились. Что Нина за последние полгода сильно изменилась. Денег давать перестала. Как это она сказала? «Теперь ваши долги — это ваши проблемы».

— То-то и оно! — подняла указательный палец вверх Татьяна.

Все замолчали, обдумывая вышесказанное. Вновь стала слышна веселая песенка, льющаяся из магнитолы.

— Да-а… — протянула Таисия Максимовна. — Такие вот дела.

— Тоня, а ведь ты лукавила, — сказала подруге Татьяна.

— Что такое? — вскинулась заведующая.

— Ты сказала, что Нина не требовала с тебя долг.

— Так оно и было.

— Но ведь Нина стала другой. За полгода она очень сильно изменилась. Та Нина с тебя долги не требовала, — с намеком сказала Татьяна. — А эта?

Антонина Дмитриевна молчала.

— Значит, это ты их подтолкнула, — сделала вывод Татьяна. — Ты сказала Толе, что Нина требует с тебя долг. А она ведь требовала. Так?

— Словно с цепи сорвалась, — нехотя призналась заведующая.

— И что ты?

— Ничего. Думала дачу продать. Машину.

— Машину… Вот Пашка и сдернулся. Небось ругала при нем Нину? Кровопийцей называла? Знаю я тебя!

— А что я должна была говорить? — начала оправдываться заведующая. — Я ведь не думала, что она так изменится. Была такая добрая, покладистая. И вдруг… Резкая, непримиримая. Хватит, мол, меня использовать. Покатались, пора и саночки возить.

— Ты понимаешь, что твои сыновья могли с ней сделать? — напряженно сказала Татьяна. — Твое счастье, что кто-то их опередил.

— А вы слышали, как она для Петрова песню заказала? — заверещала вдруг Киска.

— Какую песню? Кто? — переглянулись женщины.

— Эта, на красном «ягуаре». Ее ведь Алиной зовут?

— Она нам не представлялась, — сухо заметила Татьяна.

— А я думаю, что это она! — заявила Киска. — Потому что сказала, что тоже стоит в пробке на кольцевой.

— И какую песню она для Петрова заказала? — поинтересовалась Таисия Максимовна.

— «Прорвемся, опера!», — хихикнула Киска.

— Остроумно, — не удержалась Татьяна. — Намекает на то, что как только пробка кончится, Петров назовет нам имя убийцы.

— Постойте-ка… — всплеснула руками Антонина Дмитриевна. — Толя же сказал, что знает, кто убил Нину!

— И кто?! — хором спросили женщины.

— Он собирался сказать это Петрову. Я дала номер телефона.

— Откуда же он знает? — спросила Галя.

— Я думаю, что Толя его видел, — уверенно сказала Антонина Дмитриевна. И тихо добавила: — Или ее.

Красный «ягуар»

Уже четвертый час они стояли в пробке. Алина чувствовала, что там, в «Жигулях», дело идет к развязке. Почти все тайны Нины Грековой ее мужу раскрыты. Почти. Не знает он только имя отца ее ребенка. Греков думает, что у Нины был роман. На самом же деле — случайный эпизод, инициатором которого выступила Алина Одинцова.

…Как она и предполагала, Нина к ней пришла — вся в слезах, измученная. Ей просто некуда было больше пойти.

— Что случилось? — спросила Алина, усадив ее в гостиной на диване.

— Я в отчаянии. Ну сколько можно его удерживать? Он опять уехал на рыбалку. С ночевкой. Такое ощущение, что он меня избегает. Мне надоело… Надоело удерживать его шантажом. Он давно бы от меня ушел, если бы не… если бы не… — и, не закончив фразу, Нина громко всхлипнула.

— Так, может, отпустить? — осторожно спросила Алина.

— И что я буду делать?

— Жить. На мужчинах свет клином не сошелся. Выпьешь?

— Не знаю.