– Во! – подняла указательный палецРая. – Точняк! Никто ей теперь не мешает приличное время выждать, с годик,и с Юркой под венец пойти. Ольгушка святой человек, она протестовать не станет,обнимет вдову и заплачет: «Леночка, как я рада! Ты молодая, строй своесчастье!» Ведь так?

Я машинально кивнул, насколько я знаю матьЕгора, это единственно возможная ее реакция.

– Шоколадно получилось, – подвела итогРая, – лучше и не придумать. Ухитрилась Ленка и рыбку съесть, и косточкойне подавиться. Ничего рушить не надо, разводиться, нервничать, все самопроизошло! Только вот меня сомнения замучили.

– Какие? – тихо поинтересовался я.

– С чего бы это Егору помирать? –прошептала Рая, широко раскрыв глаза.

– От сердечного приступа скончался, –ответил я, паркуясь у больницы.

– Не может быть! – безапелляционновоскликнула Раиса. – Дружинин был здоров как бык! Он и по горам лазил, ина байдарке плавал, и черт-те чего придумывал, у него нервы стальные, сердце изгранита! А еще он идиот!

– А этот вывод вы на каком основании сделали?

Раиса склонила голову набок.

– Он че, не понимал, как Ленке страшно?

– Она сумела убедить Егора в своей любви кэкстремальным развлечениям.

– Значит, Егор кретин! – подытожилаРая. – А Ольгушка? Она любила невестку?

– Очень!

– И позволяла той прыгать без парашюта?

– Это как?

– А то ты не знаешь!

– Нет, – ошарашенно ответил я.

– Незадолго до своего дня рождения, –пояснила Рая, – Егор новую фишку придумал, их таких, ополоумевших, человекдесять набралось. Во забава! Садятся в самолет, взлетают, потом вышвыриваютпарашют и за ним прыгают.

– Без ничего? – ахнул я. – С пустымируками?

– Скорей уж с пустой головой, – буркнулаРая, – парашют надо поймать в полете, надеть и раскрыть.

– И Лена на это согласилась?!

– Ага, – кивнула Рая, – а что ейоставалось? У них в семье четко было: или она с Егором, или без него. В общем,повеселилась в тот день Ленок, явилась ко мне, губы трясутся, упала на диван иговорит: «С каждым разом все хуже, надо как-то Егора образумить, Ольгушка мнене помощница, она сыну слова поперек сказать не может. Наоборот, меня просит:«Лена, не оставляй мальчика одного, куда он – туда и ты». Скажите, ИванПавлович, разве это похоже на любовь к невестке?

Я заглушил мотор, вынул ключ из зажигания иответил:

– Раечка, мать, ясное дело, больше любилаЕгора. Но она не третировала его жену, не ревновала и не разбивала их семью.Ольгушка не такая, она, наоборот, приняла Лену. Но все равно главным человекомв ее жизни оставался сын.

– Уж не дура, понимаю, – мрачноотозвалась Рая, – только несчастная Ленка перед смертью прошептала врачамне телефон свекрови, а мой. Небось не слишком в «любовь» мамы верила.

– Пойдемте, – предложил я, – надоподняться в отделение. Человек, который вам звонил, оставил свои координаты?

Рая кивнула, вытащила из кармана бумажку имедленно прочитала:

– Сергей Леонидович Павлов, третий этаж.

Я помог Рае выбраться из машины, и мы,сгорбившись, поплелись к центральному входу в больницу. Не знаю, как Шумаковой,но мне хотелось сейчас очутиться за тридевять земель отсюда.

Оказавшись перед стеклянной дверью с надписью«Отделение интенсивной терапии», Рая, явно испугавшись, попросила:

– Ты там… сам… выясни.

Я кивнул и отправился искать Павлова. Черезполчаса я узнал, что именно случилось с Леной. Вчера она вошла в больницу,причем не в приемное отделение, а в общий холл, где сидят родственники, и елеслышно сказала дежурному:

– Мне плохо…

Секьюрити, не слишком разобравшись в ситуации,не отрывая глаз от газеты, равнодушно ответил:

– Гражданочка, в связи с эпидемией гриппапосещения разрешены лишь с семнадцати до восемнадцати. Видите, никого вокругнет, нечего лезть, все равно не пущу.

– Нет, – прошептала Лена, – нет…

Не особо смекалистый охранник начал злиться.

– Не «нет», а «да». Мне сказано не пущать вдругие часы, просите пропуск у лечащего врача.

– Мне плохо, – выдавила из себя Лена истала валиться на пол.

Дежурный подхватил потерявшую сознаниеженщину, усадил ее на банкетку и ринулся в приемный покой. За Леной осталасьнаблюдать старуха-уборщица, сначала она причитала, потом, увидев, что женщинапишет что-то на листке бумаги, слегка успокоилась, значит, бабе стало лучше.Поломойка даже проявила христианское милосердие, угостила Лену чаем из своеготермоса, наивно надеясь, что, хлебнув горячего, болезная придет в себя, но Ленавнезапно упала без сознания на банкетку. Охранник не возвращался, бабка самапомчалась за врачами.

Это только в сериале «Скорая помощь» люди вбелых халатах, бросив все дела, кидаются к человеку, который внезапно теряетсознание у приемной стойки, в реальной жизни все иначе. К Лене подошли, когдаей стало совсем плохо. Вот тут, сообразив, что в холле находится почти труп,«гиппократы» развили бурную деятельность, подняли Дружинину в кардиологию ивручили Сергею Леонидовичу. Павлов отнюдь не обрадовался тяжелой пациентке, носвой долг врача выполнил. В результате его активных действий Лена пришла всебя, более того, она сумела назвать телефон подруги и прошептать:

– Пусть приедет Рая.

А еще она назвала свое имя и фамилию. Но, увы,после этого Дружинина умерла. В ее сумочке не было никаких документов, толькоключи, мелочь и сложенный листок с надписью «Передать Эдите».

– Вам предстоит тяжелая процедура, –вздыхал Сергей Леонидович, – ее надо опознать.

Я вздрогнул.

– Это необходимо?

Сергей Леонидович развел руками:

– Увы.

– Но Лена же представилась, – я попыталсяувильнуть от посещения морга.

– В подобном состоянии человек способен нанеадекватные реакции. Медсестра спросила: «Как вас зовут?», больная ответила:«Лена Дружинина» – и замолчала. Может, она вовсе не себя назвала, а про подругувспомнила. Вы ей кто?

– Лучший друг ее мужа.

– Понятно, – ехидно протянул СергейЛеонидович.

К моим щекам прилила кровь.

– Это не то, о чем вы подумали.