— Да, Олеська, только ты на всем свете могла такоепридумать!

— А по-моему, это на поверхности лежит! Хотя мне самойидея нравится.

— Ну, а теперь скажи, стоило лить слезы из-за хама?

— Лерка, ты, наверное, права, но я же его все-таки…

— Только не говори, что ты его любишь! Глупости! Любилабы, не дала бы Розе.

— Ну, это ерунда… И потом так получилось… Но знаешь,наличие Розы как-то облегчает ситуацию.

— Вот это мудрые речи! Да здравствует Роза! А теперьпостарайся уснуть.

— Не получится.

— Ну и зря! А между прочим, ты напрасно боишься.Миклашевич, насколько я его знаю, просто от бешенства за тобой погнался, авообще-то он сейчас затаится, и преследовать тебя не будет, просто в какой-томомент возникнет как ни в чем не бывало, с подарком, с цветами и обаятельнойулыбкой. Как было бы здорово, чтобы ему открыл дверь барон Розен!

— Что тут хорошего? Они подерутся.

— Слушай, а он правда хорошо сложен?

— Кто?

— Аполлоныч?

— Ну и что? Миклашевич тоже хорошо сложен.

— Опять Миклашевич! Я тебя про него не спрашивала. Якажется уже наизусть знаю, где у него шрамы, родинки, надоело! Хочу знать проАполлоныча, где у него что!

— Ну, Лерка, ты даешь! Я его еще не так хорошо изучила!

— Так изучай!

— Если тебе так любопытно, спроси у Арины.

— Мне не надо, а что касается Арины… Олеська, ты,надеюсь, не забыла, что у Гриши через неделю день рождения?

— Не забыла, у меня для него даже подарок есть, я изГермании привезла.

— Что?

— Галстук от Кардена. Что еще можно подарить такому какГришка?

— А вот для Аполлоныча ты придумала! Слушай, Олеська,придумай для Гришки какую-нибудь надпись, я ему тоже футболку подарю.

— Лер, ну Григорий Михайлович это не Аполлоныч, что тутизмыслишь?

— Вообще-то да и к тому же… Олеська, а как Розапринесет домой эту майку? Арина же спросит, где взял?

— Ну, уж это его проблемы.

— Она догадается.

— Да откуда! Сама же говоришь, она дура.

— Дура-то дура, а своего не упустит.

— И правильно, пусть не упускает, мне он не больно-тонужен. Хотя и не помешает.

Утром я спокойно вернулась домой. Никто меня неподкарауливал, на автоответчике не было проклятий. Видимо, Лерка права и онзатаился. Но с меня хватит, я с этим покончила! И хорошо, что мне не понравилсядом, а то я бы увязла еще глубже, а потом было бы куда больнее, если б я не дайбог, переехала к нему… Бог миловал! И все же на душе было так же тяжело имерзко, как после каждой ссоры с Миклашевичем. В прошлый раз я спаслась тем,что улетела к Гошке, а сегодня куда себя девать? Работать я явно не смогу илитак беспощадно отделаю оставшегося Марининого зайца, что она у меня однаостанется… Я позвонила маме.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как я могу себя чувствовать! А почему тебя этоволнует?

Что можно ответить на такой вопрос? Я промолчала.

— Притворяешься хорошей дочерью?

— Мама, ты хочешь поругаться со мной, испортить мне сутра настроение? Так не старайся, оно у меня и так отвратительное.

— Ну, мало ли от чего в твоем возрасте может бытьдурное настроение! Пройдет! Зайдешь в книжный, увидишь как безмозглые тетки раскупаюттвою макулатуру, глядишь, настроение исправится. Ладно, отбыла дочернююповинность и можешь быть свободна.

Господи, да что же за люди вокруг меня? Вчера мне намгновение показалось, что в маме проснулось что-то человеческое… Видно, явыдала желаемое за действительное! Пойду полежу в ванне, может, отмокну отвпечатлений. Я напустила в ванну воды с пеной и только собралась погрузиться внее, как зазвонил мобильник. Я не хотела подходить, но телефон определилсянезнакомый, надеюсь, это не хитрости Миклашевича!

— Простите, я могу поговорить с Олесей? — спросилмужской голос.

— Я вас слушаю.

— Олеся, мы с вами на днях встречались в ресторане, ябыл с вашей сестрой…

— Я вас слушаю!

— Олеся, мне надо с вами поговорить.

— А что, моя сестра сама позвонить не может, ейпосредник нужен?

— Она уехала, а я хотел бы объяснить…

— Простите, не знаю, как вас зовут…

— Андрей, меня зовут Андрей Розанов.

Не слишком ли много роз?

— Так вот, Андрей, я не знаю, что тут можно объяснить,Юля тот ломоть, который сам себя отрезал…

— Она хотела извиниться перед вами, собиралась с духом,но тут встретила на улице мать и…

— Я уже знаю об этой встрече, так что…

— Наверное, Юлю можно понять.

— Мне тоже так казалось до встречи с ней, а потом японяла, что яблоко от яблони упало совсем недалеко, Юля точная копия матери,только мать уже старая и ее мучает совесть… А впрочем, я не очень понимаю, очем тут говорить.

— Вы обиделись на сестру?

— За эту истерику? Нисколько. Да я и вообще не слишкомобидчива, просто мне стало неинтересно. К сожалению и мама, и Юля обе напрочьлишены чувства юмора и чудовищно эгоцентричны, это тяжело. Видимо, я сознаю,что двоих Боливар не выдержит.

— А вы, выходит, упали далеко от яблони?

— Говорят, я в отца…

— Олеся, ей богу, уделите мне час вашего драгоценноговремени!

— Я все-таки не понимаю, о чем нам с вами говорить.

— Если честно, я и сам не знаю… Но у меня возниклапотребность пообщаться с вами.

Извините, но я сейчас не в настроении удовлетворять вашипотребности. Мне и самой достаточно хреново…

— Мне тоже, а вы знаете, что минус на минус дает плюс.Объективная реальность еще из школьной программы. Давайте попьем кофе в хорошейкондитерской, познакомимся, поболтаем… Нас обоих это ни к чему не обязывает. Ая, между прочим, читал три ваших романа и хочу еще…

— Ладно врать-то! — дрогнула я.

— Честное слово. Вот встретимся и я, если вы не верите,готов обсудить с вами «Голубые воды Миссисипи», «Жизнь в зеленый горошек» иособенно «Новости — хреновости».

— Ну, запомнить три названия несложно!

— На что спорим?

— На капуччино!

— Идет! Тогда встречаемся через час…