Фустиан нан Домитриан задумчиво кивнул.

– Да, вопрос с личностью решен. Но что с наследниками? У нас по-прежнему остаются некоторые… генетические трудности. Ребенок должен быть… полностью человеком.

До того Тайрус вообще не обращал внимания на происходящее. Смотрел на Пасуса налитыми кровью глазами и ждал утренней дозы. Теперь же повернулся к викарию.

– У меня не будет детей.

– Разумеется, будут, – мягко возразил Пасус. – Мы возьмем все человеческое, что есть у Немезиды – что-то же у нее должно быть, – затем ДНК императора…

– Да я скорее себя кастрирую, чем позволю зачать наследника в такой ситуации! – заревел Тайрус.

– Император не понимает, что говорит, – отрезал Пасус. – Что до… Немезиды, нечеловеческие части ее генома легко заместить моими.

Тайрус расхохотался. Это был странный, неестественный смех, от которого император согнулся пополам. Я лишь смотрела на Пасуса. Тот веселья не оценил.

– Какая прелесть, – выдавил Тайрус, вытирая слезы. Или пот. Он выглядел неопрятно. – Мы втроем заделаем ребенка. Все мечты сенатора сбудутся.

– То есть мысль о моей ДНК вам противна? Это оскорбительно, ваше величество. – Пасус вынул фиал с веналоксом и принялся его рассматривать. – Я хотел бы услышать извинения. Или разобью следующую дозу.

Глаза Тайруса горели ненавистью, но ломка взяла верх. Мне пришлось отвернуться. Он не хотел, чтобы я видела его унижение; я сама этого не хотела.

Похоже, ломка завладела его разумом, вынуждая выпрашивать то, что послужило ее причиной. Тайрус никогда по своей воле не стал бы целовать обувь Пасуса или терпеть, как его в награду треплют по голове.

– В любом случае, – продолжил Пасус, размахивая скипетром (Тайрус выбыл из разговора; теперь он сидел на полу, привалившись к ноге сенатора и полностью забывшись), – в скором времени мы устроим великолепное зрелище, но я хочу, чтобы невесту его величества показали всем священникам империи, дабы они узнали: Всевеликий ее одобрил. Когда настанет час и придется вернуться к вопросу о скипетре, они будут более сговорчивыми.

– И когда же настанет час? – спросил Фустиан.

Пасус посмотрел на юношу у своих ног, явно что-то прикидывая.

– Думаю, не больше года. А свадьбу можно устроить сейчас. Через четыре дня ожидается великолепный вид на звезды. Может, тогда?

– Очень хорошо, – отозвался священник.

У меня упало сердце.

Четыре… четыре дня?

– Отлично, – улыбнулся Пасус. – Решено. – И уже Тайрусу: – Какая чудесная новость для тебя!

Император издал низкий звук – то ли одобрения, то ли возражения, и я потрясенно уставилась на него. Четыре дня. У меня всего четыре дня, а потом я потеряю «Геру». Пасус немедленно ее затребует, как только она перейдет в совладение Тайруса.

А без корабля я не смогу организовать побег!

Что бы я ни придумала, надо действовать, и поскорее.

* * *

Мысли метались в голове как бешеные. Я набросала примерный план действий: надену скафандр, вытащу Тайруса в космос, а потом мы просто протараним на «Гере» все, что встанет у нас на пути.

Хороший план – вот только императора больше не держали на «Колоссе» или в любом предсказуемом месте, куда я могла бы добраться.

Его местопребывание постоянно менялось.

Тайрус ошибался, когда говорил, что ему больше нечего продать. Пасус наловчился предлагать одну весьма ценную собственность короны – самого императора. Домитрианы считались главным семейством в империи, и только благодаря тому, кто он есть, Тайрус оставался престижным символом, который можно было по-разному использовать.

Само его присутствие в комнате означало, что надо с шиком обставить появление правителя. Тайрус никогда не придерживался формальностей, разве что в наиболее важных случаях, но теперь, назначив себя его заместителем, Пасус настаивал, чтобы императору непременно воздавали почести – и всегда упивался ими, будто они предназначались ему одному.

Стоило заснять Тайруса в определенной одежде – и ее продажи сразу взлетали. Любая еда, напиток или наркотик, что он употребил, рекламировались как продукт «столь хороший, что им не брезгует сам император». И разумеется, любое помещение на любом корабле, где Тайрус проводил ночь, вскоре входило в анналы семейной истории владельца. Следующие гости могли польстить себе, что спят в тех самых покоях, где останавливался император галактики.

Пасус, чтобы избежать подозрений в единоличном влиянии на императора, частично делил с грандами опеку над ним. И всегда напускал на себя неловкость, когда передавал очередную дозу веналокса тому или иному приспешнику, чтобы те могли завлечь императора к себе на вечер.

Начались прения. Затем даже созвали слушание, чтобы прояснить основные положения соглашений. Все это время Тайрус просидел, сжимая виски и не обращая внимания на разговоры. А вот я слушала и затряслась от гнева, когда пресыщенная, злоупотребляющая фальшмолодостью Уолстром выдала:

– А что, если во время визита он захочет заняться сексом?

– С вами? – скептически переспросил Пасус.

– Да с кем угодно!

Я не могла просто сидеть и смотреть на это. Попыталась встать… но Тайрус схватил меня за руку. Я зло обернулась к нему; он сидел, закрыв глаза, будто спал.

– Это не им решать, – прорычала я.

– Не надо, – покачал головой Тайрус. – Просто сядь.

У меня грохотало сердце, ярость застила глаза. Пасус призвал собравшихся к порядку.

– ДНК Домитрианов – вопрос государственной важности. Нечего ей разбрасываться. Наследник появится тогда, когда все мы решим, что настало время. Не раньше.

Мне хотелось порвать их на части. Но Тайрус, похоже, просто хотел уснуть.

Какой ужас, он действительно смирился, что другие принимают за него столь важное решение!

«Мы сбежим, – подумала я. – Тайрус, еще немного, и все это закончится. Так или иначе».

Я не могла произнести ни слова. Что бы я ни попыталась сказать императору, обязательно подслушают. Я могла выговориться лишь Нивени под защитой стен «Геры».

Вся галактика считала ее погибшей, поэтому подруга оказалась в моем полном распоряжении. Я вываливала ей все, что не могла доверить больше никому, но это напоминало общение со стеной.

На самом деле Нивени в основном пялилась в никуда или, того хуже, царапала себе руки и ноги найденным на корабле бриллиантом. Похоже, вид собственной крови зачаровывал ее сильнее, чем самые крепкие наркотики. Она лишь раз дала волю эмоциям, когда я нечаянно оставила включенным монитор. Там шел эфир из Эвридики – отчет о трагедии на Люмине. Мол, они испытывали биологическое оружие и нечаянно себя уничтожили.

Такова была официальная версия.