– Я очень любил вашу бабушку. Самая умная женщина, хоть и не столь щедрая, как ваше величество. Мне до сих пор не выпало возможности поблагодарить вас за «Тигрис». Такой роскошный дар, – бормотал Атон.

– Да, – коротко ответил Тайрус. – Я сам не перестаю изумляться своей внезапной щедрости.

– Я думал переименовать его в вашу честь.

– Тогда назовите его «Озимандией». Хорошее имя.

– Боюсь, я не понял отсылки. Не разделяю вашу страсть к тем старым книгам. Но знаю, что вам они нравятся. Самое интересное на «Тигрисе», – вкрадчиво продолжил Атон, – это архив системы наблюдения.

Молчание.

Я заподозрила неладное. Мне никогда не нравился отец Гладдика. Что он затеял? Тайрус долгое время не шевелился. Затем:

– Сенатор, я очень надеюсь, что вы удалите записи.

– Уверяю вас, ваше величество, я весьма осторожен и не имею намерения делать их достоянием общественности. Но какой ракурс они мне дали! Я стал лучше вас понимать, Тайрус. Я знаю, как вас раздражает вся ситуация.

– Неужели.

– Ни минуты покоя. Постоянно в роли чьей-то игрушки. Столько влиятельных людей стремится вывернуть наизнанку свою личную жизнь, но не вы. Я такое уважаю.

– Что вам от меня нужно, сенатор?

– Я предлагаю вам помощь. – Атон достал из кармана фиал. Тайрус мгновенно напрягся. Он не знал, что чистое отчаянное желание написано у него на лице, потому что изо всех сил пытался его спрятать. – Это останется между нами: я раздобыл химическую формулу. Вам не придется рассчитывать только на Алектара. Разве не облегчение? Сможете время от времени отдыхать от унижений, когда он вздумает помучить вас ломкой.

Лицо Тайруса исказилось.

– А цена?

Атон сделал шаг назад, потом еще. Тайрус не спускал цепкого взгляда с фиала.

– Я хотел бы приглашать вас к себе на корабль. Скажем, раз или два в неделю, чтобы не вызывать подозрений. Я ничего не буду с вами делать. Как вам такое предложение?

Тайрус не ответил. Он знал – и я знала, – что Атон к чему-то клонит. Торгуется, но не называет цену. Что-то сломалось в Тайрусе, и он закрыл лицо руками.

– Я просто хотел бы выспаться.

– Выспаться?

– Я так устал. У меня все время нет сил. Не знаю, веналокс тому причина или нет. У меня никогда не получается поспать, когда я хочу, сколько хочу, и я просто… сенатор, назовите цену. Вы уже столько тянете, что я все больше верю: она ужасна. Если вам нужно только мое присутствие на корабле, поговорите с Пасусом.

– Нет, вы не понимаете. Моя цена вовсе не ужасна. Я прошу лишь об одном: посещайте «Тигрис». И я предпочел бы, чтобы вы брали с собой… свою будущую жену.

Молчание.

Тайрус уронил руки и уставился на сенатора.

– Я видел ее в архивах, потом в бальном зале, и должен признать: я просто очарован ею. Приглашайте ее с собой.

– Вы. Сошли. С ума? – голос Тайруса казался спокойным, но в нем таилась смертельная ярость. – Наверняка. Вы совершенно рехнулись. Думаете, я когда-нибудь… – он осекся. Затем: – Нет. Тысячу раз нет! Удалите архивы и выбросьте эти мысли из головы!

Атон сбросил маску любезности и заговорил уже недовольно:

– Разумеется, ваше величество понимает, что отказ лишь разжигает пыл. Я вынужден настаивать. Я пришел к вам из вежливости, но вы правы: у меня есть все возможности загнать вас в угол. Мне не нужно спрашивать вашего позволения или даже ее…

Тайрус схватил бронзовый бюст Цинии и врезал по голове Атона. Движение вышло таким молниеносным, что я даже его не уловила. Вот они разговаривали – а в следующий миг мелькает рука Тайруса, раздается отвратительный треск, и сенатор с раскроенным черепом падает на пол…

Из соседней комнаты послышались голоса. Гости заглянули к императору – и закричали.

Разум требовал действовать. Я вцепилась в край люка, чтобы не сорвать его и не влететь в помеще ние.

Нельзя. Нельзя. Руки онемели, и я заставила себя разжать пальцы. Тайрус внизу молотил бюстом по голове Атона до тех пор, пока от черепа не осталась жижа из крови и мозгов. Охваченные ужасом зрители звали на помощь, но никто не рискнул приблизиться. Когда Тайрус наконец их заметил, кровь покрывала его тунику сюрреалистичным узором.

Император выпрямился, обтер измазанный бюст бабушки и водрузил его на подиум. Затем подхватил упавший фиал веналокса, устроился у окна и вдохнул дозу, будто ничего не произошло.

Повисла мертвая тишина. Он закончил вечеринку.

Я закрыла глаза. Теперь я слышала лишь свое дыхание. Планы по спасению пошли прахом. Выбора не осталось. Пришлось ждать, пока люди не покинули корабль, а потом явился сам Пасус, грубо отослав всех прочь.

– Что ж, Тайрус, ты перешел черту.

– Правда?

– Мы с этим человеком дружили пятьдесят лет. Ты знаешь последствия. – Затем громче, слуге, что притаился у двери: – Найди Немезиду. Приведи ее сюда.

У меня замерло сердце. Они отправятся на «Геру». Меня не найдут, а вот Нивени – очень даже.

Я уже подумывала плюнуть на все, спрыгнуть вниз… Но Тайрус лишь хмыкнул.

– Алектар, ты ее не тронешь, – голос был слегка ниже из-за интоксикации, но слова звучали яснее, чем обычно сразу после приема наркотика.

– Я предупреждал: любое насилие с твоей стороны отразится на ней! – загремел Пасус. – Она лишится конечности. Вообще-то мне даже хотелось бы отнять у нее две…

– Атон не был тебе другом, – прервал Тайрус. – Неужто истинный союзник дал бы мне это?

Молчание. Я глянула вниз. Пасус взял у императора пустой фиал из-под веналокса, тот, что Атон за спиной сенатора протащил на корабль.

– Я так понимаю, это избавит меня от последствий? – спросил Тайрус.

Тишина. Затем:

– Да. – И еще секунду спустя: – На этот раз.

– Полвека дружбы. А ты и правда был к нему привязан, да? – с наигранной симпатией и ядом прошептал Тайрус. – Какое предательство. Как жесток быва ет мир.

Поистине.

Мир действительно был жесток. Тайрус избавил меня от расплаты за свой проступок, но и лишил всяких шансов выкрасть его из этой клетки. Сегодня за ним будут очень пристально следить.

Мои глаза закрылись. Голова пульсировала.

Еще день свободы, а потом свобода закончится. Мы поженимся, Пасус получит «Геру», и выхода я не видела.

Едва взглянув на меня, Нивени сразу поняла: план провалился. Она даже не удивилась. Наверное, привыкла к худшему.

А я – нет.

– Что ж, ничего странного. На самом деле мне даже немного полегчало.