– Неужто забили? – охнул Вершила, хотя ясно было: не такой уж Амунд глупец, чтобы самого себя лишать средств к передвижению.

Еще раз осмотрели шкуры в овраге – воловьих и лошадиных там не было. Разослав во все стороны разгон[14], Годо вскоре уже знал: на тропе волока осталось множество навоза – конского, воловьего, даже верблюжьего.

– Амунд забрал всех! – Годо оглядел вытянутые лица соратников. – Забрал, жма его дави, и скотину… а то и людей. – Он глянул на ямы, оставшиеся на месте домов. – А нам других взять негде.

– И что будем делать?

– А ётун его маму…

Годо почесал в затылке. Обернуться бы сейчас вороном, взлететь бы в небо, осмотреть с высоты весь путь волока и местность близ него. Что там – прячущиеся в оврагах испуганные жители со своими женами и детьми? Или готовая к бою хазарская конница?

– Что, высаживаемся? – спросил Иногость, лужский боярин. – Или пошлем дружину в поле осмотреться?

Свен и Годо переглянулись. Разгонному отряду понадобилось бы два-три дня на путь до Дона, а потом столько же обратно. И если каким-то чудом тут еще нет засады, то за шесть дней она уж точно появится. А если этот отряд перебьют сразу же, как он отойдет на пару роздыхов и окажется полностью отрезан от основного войска? Сколько они будут его здесь ждать – десять дней, двадцать?

– Нет, – решил Годо. – Разделять силы не будем. Пойдем сразу все.

– Но как мы потащим? – Свен встал перед ним. – Ни волов, ни шиша! Сами? А добро на кого оставим?

Стали думать, как быть. Чтобы тащить лодью без волов, придется запрячь в нее дружины с двух лодий, но кто будет охранять вторую? Изучив следы, поняли, что Амунд уволок свои лодьи не одной чередой, а двумя, оставив на тропе как бы две неровные колеи. Замысел оценили как умный и решили последовать тому же примеру. Если нападут, лодьи можно довольно быстро стянуть в кольцо и отбиваться, прячась за бортами.

– Тащим одну на малый перестрел[15], – решил Годо, – потом все возвращаемся, подтягиваем к ней вторую. Если что – успеем добежать.

Никто не возразил – мыслей получше ни у кого не нашлось.

– Дозор на ближайшие два перестрела, чтобы успеть приготовиться. Тьяльвар! – Взмахом руки Годо указал на берег.

Лодья сыновей Альмунда первой подошла к причалу. Десяток Тьяльвара, в шлемах и с щитами, высадился и тронулся по накатанной дороге волока, уводящей на запад через снесенный поселок.

Лодьи встали у причала. По одной продвигались к помосту, по которому их тянули из воды на берег. Раньше для этого служила упряжка волов – двух, четырех, более, глядя по величине лодьи, – а под навесом сидел важный хазарин в высокой белой валяной шапке, с табличками в руках, и считал уключины – плату за перевоз взимали с них. Теперь вместо волов тянуть приходилось самим. К носу большой лодьи сыновей Альмунда прикрепили целую паутину из канатов, держалось за них человек сорок-пятьдесят.

– Вот за это я, стало быть, два года кровь проливал! – бормотал Хольви, стоя в воде у кормы лодьи, в одной сорочке и без портов, чтобы не мочить. – Чтобы теперь служить заместо осла! Я думал, богатые люди живут иначе!

– Считай, что тянешь заместо вола! – посоветовал Свен.

– Или верблюда! – добавил Логи.

– Зато и уключины не считает никто! – утешил своих Свен, кивнув на обгорелые жерди от навеса. – Бесплатно по волоку пройдем.

Верблюды и впрямь бы очень пригодились. Другой ученый хазарин взимал плату за повозки, на которых везли через волок вынутый из лодий груз, но теперь и этот хазарин давно сбежал, от страха путаясь в полах кафтана, и никаких повозок в селении не осталось. А значит, и вынимать из лодий поклажу, чтобы тащить на спинах, не было смысла. Лучше уж двигать лодьи по каткам со всей поклажей, но держать часть людей с оружием в руках.

Сыновья Альмунда двинулись первыми. Почти вся лодья оставалась в воде, только нос ее вытащили на сушу; облепленная людьми, она напоминала мертвого жука с длинным тельцем, которого волочет куда-то целое войско муравьев. Возле нее собрались дружины двух лодий, люди тесно стояли вдоль обоих бортов, держась за верхний брус.

– Впере-о-од! – подняв руку, протяжно прокричал Годо, и полсотни голосов подхватили этот клич:

– Раз! Раз! Раз!

Отроки у носа потянули канаты, другие, стоявшие возле лодьи, навалились на борта и под дружный крик понесли ее из воды. Будто на волне этого крика, судно взлетело по помосту вверх по откосу берега и встало наверху, на суше.

Сделали остановку; из-под кормы лодьи вытащили катки и на плечах понесли вперед, чтобы подложить под нос. Годо и Свен укладывали обрубки бревен, чтобы лежали на жесткой земле прочно и не скатывались с нужного пути.

В десятки рук нос лодьи приподняли и поставили на первый каток.

– Ну, поехали! – крикнул Годо.

Когда разгруженная лодья продвигается вперед, наползая на катки, то, если рабочих рук в достатке, бывает, она мчится со скоростью идущего быстрым шагом человека. Если есть смена работников, за день можно так одолеть обычный дневной переход. С грузом, конечно, песня выходила не такая веселая, да и толкать приходилось осторожнее.

– Раз-раз-раз! – подбадривал Годо, направляя движение.

Десятки людей, вцепившихся в борта, вели лодью по каткам так быстро, что сами едва успевали перебирать ногами. Казалось, лодья идет сама, а люди лишь пытаются не отстать, удержать это ожившее своевольное чудовище, стремящееся от них убежать. «Вот почему большие корабли часто называют Змеями, – мельком подумал Свен. – Ползет, что твой Фафнир…»

Когда лодья проезжала на половину своей длины и нос ее под собственной тяжестью начинал клониться вплотную к земле, Годо кричал: «Стой!», и десятки голосов повторяли за ним, чтобы услышали все до одного. Делали остановку, туша лодьи припадала к земле, носовые и бортовые могли передохнуть, пока другие перемещали освободившиеся катки из-за кормы вперед, под нос.

– Приготовились! Улле, ногу оттуда убери, ётуна мать! И-и-и оп!

Лодья рывком двигалась вперед и проезжала еще на половину собственной длины. Одни тянули за канат, другие толкали борта, и длинная лодья, способная нести двадцать человек со всей поклажей, сама ехала, влекомая силой рук полусотни людей.

Позади уже выволокли на берег и поставили на катки вторую лодью, потом третью…

Хрясь! Лопнул один из канатов у носа.

– Приготовились! И-и – раз!

Работа была тяжелой, но русам не в первый раз приходилось ее проделывать, и действовали они слаженно. Особенно подгоняла мысль о хазарах