Абу Джи Зарак уже почуял неладное. Если раньше всадники, ехавшие перед ним, почти растворялись во мраке, то теперь их силуэты уже темнели на фоне стен тоннеля. Впереди появлялись и исчезали таинственные сполохи. То и дело проступало тихое шипение, будто чайник кипел или же в костер бросили сырые дрова. Вскоре отчетливо потянуло едким дымом. Проложенный полукругом тоннель все время забирал вправо. Левую его сторону уже явственно озаряли отблески пламени. Люди кашляли, прикрывали лица одеждой, дым выедал глаза. Животные отказывались идти. Первыми замерли верблюды. Кони, когда их тянули за поводья, становились на дыбы – поклажа летела на землю.

Абу Джи Зарак цокнул языком, и верблюд под ним послушно опустился на колени. Главарь талибов спешился.

– Воду! Воду с собой берите, всю, какая есть, – крикнул он, и полы его накидки разлетелись крыльями хищной птицы.

Он смочил из фляги платок, завязал им нос и рот, прикрыл лицо рукавом халата и двинулся вперед, подавая пример своим подручным. Настроение среди талибов было близко к панике, а потому требовалось задать тон. Когда было необходимо, Абу Джи Зарак умел проявлять смелость, иначе бы не стал командиром.

Он остановился, дальше идти стало невозможно. От жара потрескивали волоски на бровях, оплавлялись ресницы. Впереди, перегородив собой узкий тоннель, пылал старый «Урал», под завязку груженный автомобильными покрышками. Нечего было и пытаться залить его водой или засыпать песком. Густой черный дым широкой рекой стремительно плыл под каменными сводами.

Абу Джи Зарак беззвучно выругался, помянув шайтана.

– …Не сам же он сюда заполз… – Было ясно, что и не руками закатили сюда тяжелый грузовик с погнутыми дисками вместо колес.

А покрышки между тем еще только разгорались, самое страшное ждало впереди. За спиной у Абу Джи Зарака и его личной охраны уже слышались истеричные выкрики заложников. Началось то, чего больше всего боялся полевой командир, – паника нарастала, ситуация выходила из-под его контроля. Когда он с пистолетом в руке выбежал из-за поворота, то разглядел в дыму, как мечутся перепуганные животные, как моджахеды пытаются согнать заложников в кучу. Даже начни они сейчас стрелять, это не прибавило бы порядка. Вздыбившийся конь сбросил с себя всадника, взбрыкнул и умчался, растаял в водовороте густого дыма.

Абу Джи Зарак продрался сквозь мечущихся людей к джипу, ткнул стволом пистолета в подбородок майору Лаврову:

– Это твои люди?

– Это не я сказал, а ты. – Кривая улыбка прошлась по пересохшим губам Батяни.

– Ты знал?

– Возможно.

Палец застыл на спусковом крючке. Предводитель талибов был человеком сообразительным, стрелять не стал, хотя и хотелось, в его глазах вместе со сполохами огня отразился страх.

– Да, да… – подтвердил его обоснованные опасения майор Лавров, – если погибнет хоть один из заложников… за каждого нашего будет убит один твой. А поскольку мы уже убедились, что ты жизнями своих людей не дорожишь, то начнем с тебя. Такой приказ отдал я.

– Еще посмотрим, чья возьмет. Убить я тебя успею.

Полевой командир резко опустил пистолет и бросился в круговорот паникующих, несколько раз выстрелил в потолок, после чего громко крикнул:

– Всем построиться – и к выходу!

Вопреки своей обычной тактике полевой командир на этот раз не стал выстраивать перед собой «живой щит» из заложников. Он бы не сумел их удержать – люди в панике бросились бы бежать, даже если бы в спину им стреляли.

* * *

Пейзаж у входа в тоннель оставался таким же безжизненным, как и в те секунды, когда в него втянулся хвост каравана. Над аркой тоннеля потянулись первые струйки черного дыма. Но стоило повалить ему клубами, как две БМП на кладбище военной техники внезапно ожили. Синхронно взревели двигатели, разлетелись маскировочные кусты, посыпались с брони пыль и песок. Машины выехали на дорогу и заняли позицию напротив входа в тоннель. На броне уже устанавливали крупнокалиберные пулеметы, десантники грамотно рассредотачивались, укрываясь среди камней. Из тоннеля дым уже валил, как из трубы асфальтобетонного завода, неслись крики, конское ржание, рев верблюдов. Из густого черного облака выскочил перепуганный конь, он промчался возле вездеходов и исчез за изгибом серпантинки.

Лейтенант Авдеев держал пальцы на гашетке пулемета. Первые талибы показались из тоннеля. Авдеев медлил отдавать приказ – открыть огонь. Угоревшим, ничего не видевшим бандитам предстояло осознать ситуацию, в которой они оказались. Бородач с почерневшим лицом жадно хватал ртом воздух, словно откусывал его огромными кусками, из глаз бежали слезы. Его сосед сорвал с лица матерчатую маску и пялился на возникшие, словно из ниоткуда, боевые машины и десантников. Авдеев дал предупредительную очередь из пулемета. Фонтаны пыли и каменных осколков поднялись на дороге метрах в пяти перед первыми талибами, предупреждая, что дальше с оружием в руках никто не пройдет. Бандиты тут же попятились, скрылись в дыму, оттуда послышалась хаотическая стрельба. Но она довольно быстро окончилась, когда вновь загрохотал британский крупнокалиберный пулемет, установленный на БМП.

Авдеев, сложив ладони рупором, крикнул:

– Сдавайтесь, у вас нет другого выхода. За каждого убитого заложника будет убит один из ваших. Начнем с вашего командира.

С минуту ни ответа, ни выстрелов – только густой черный дым валил из тоннеля. Наконец из него вышли Абу Джи Зарак, трое заложников из миссии МЧС и двое вооруженных охранников. Один из них сжимал в руке древко белого флага. Идейный вдохновитель талибов, несмотря на сложную для него ситуацию, выглядел вполне спокойно – эдакий восточный мудрец-суфий. Он стоял, поглаживая жидкую седую бороденку, абсолютно уверенный, что стрелять в него не станут. Имея за спиной несколько десятков заложников, в этом ему не приходилось сомневаться. Авдеев, хлопнув прапорщика по плечу, тихо произнес:

– Держи пулемет и не спускай его с прицела, если что… сам знаешь.

– Не сомневайся, лейтенант. Первым положу полевого командира.

Авдеев ловко соскочил с брони и, не прихватив с собой никого из десантников, направился к талибам. Он лишь держал перед собой растопыренные ладони, показывая, что оружия при нем нет. Абу Джи Зарак сделал три шага вперед, Авдеев остановился на расстоянии вытянутой руки от него. Некоторое время двое смотрели друг на друга, словно боролись взглядами, Авдееву даже вспомнилась старая детская игра – смотреть в глаза и не моргнуть, кто моргнул, тот проиграл. В этом смысле афганец оказался сильнее, его выцветшие глаза могли смотреть, не мигая, целый день.

– Хочешь моей головы? Тогда погибнут все. У меня тоже стволов хватает… О том, что вы собираетесь начать с меня, уже предупрежден. Я не хочу войны. Устал воевать.

– Не мы начали сегодняшнюю войну.

Авдеев теперь понимал майора Лаврова. Перед ним стоял отъявленный негодяй, выдающий себя за благообразного философа. У лейтенанта до сих пор «чесались руки», но договариваться приходится со всеми. Нельзя давать волю эмоциям, за словами, рукопожатиями стоят человеческие жизни.