— Два года назад мою голову венчала чудная прическа из розово-голубых дредов, — с самодовольной усмешкой заметила Женька. — Никто равнодушным не оставался. Но вследствие этой вызывающей оригинальности ничего серьезного мне в редакции, естественно, не поручали. Вот наркоманский притон, это да. Или, там скажем, сборище каких-нибудь неформалов, это тоже по моей части.

— А как же так получилось, что вы всего за два года превратились в ведущую собственной авторской программы, да еще и столь серьезной направленности? — Потапова становилась ему все интереснее. Розово-голубая голова? Невероятно. Ему как мужчине и человеку было сложно себе представить, что может заставить не подростка, а взрослого, уже работающего человека решиться на такую крайность. Зачем? И что должно твориться в этой розово-голубой голове, чтобы ее обладатель чувствовал себя комфортно в российском среднестатистическом социуме.

— Гм. — Женя снова усмехнулась, легко, иронично. — Если не вдаваться в излишние подробности, причин было три. Самоубийство молодой женщины, коему я стала единственным свидетелем, личная драма и крепкий пинок под зад, который мне дала одна подруга[5].

— А что было главным? Пинок или драма? — подхватив Женин ироничный тон, спросил Андрей.

— Ни одно событие отдельно было бы недостаточным для приведения меня в чувство. А точнее, выведения из многолетнего гипнотического опьянения, — пожала плечами Женька. — Но, если честно, мне бы не хотелось углубляться в эту историю. Лучше расскажите о своем пути в большой бизнес, наверняка там присутствуют международная экономическая школа, престижный западный университет и прочие атрибуты современной успешной карьеры.

Рассказ о собственной успешной карьере в планы Андрея никак не входил, и он ловко, но решительно свернул беседу в собственные юные годы, семейные традиции и проблемы современного российского образования. Причем сделал это так ловко, что журналистка до конца вечера так и не вспомнила о своем безобидном вопросе.

Да, к концу вечера Андрею удалось полностью выправить положение. Он уже разобрался, что глупые комплименты, вздохи и букеты у Потаповой ничего, кроме сомнений в его умственном развитии, не вызовут. Здесь сработает иная схема. Взаимный интерес, доверие и, как следствие, интерес сердечный, симпатия и, возможно, дальнейшая влюбленность. Долго, хлопотно, но неизбежно.

К тому же Андрей весь вечер героически не позволял себе ни одного вопроса о ее работе. Она слишком умна, чтобы не насторожиться.

«Так что придется двигаться вперед лилипутскими шагами», — размышлял Андрей, бредя к собственной машине от подъезда журналистки. Погода, к огромному его удивлению, вдруг резко переменилась, и привычная ноябрю моросящая промозглая серость сменилась теплым влажным безветрием. Андрей даже остановился, чтобы глотнуть по-осеннему терпкого, пропитанного запахом невской воды и прелой, опавшей листвы воздуха.

Он стоял на углу сада Академии художеств и просто наслаждался ночным покоем спящего города. В машину садиться не хотелось, и он решил прогуляться до набережной.

Он шел и думал о Потаповой.

«Кстати, почему я все время называю ее по фамилии? Мы же не коллеги?» — удивился сам себе Андрей, и вообще характер их отношений, или, точнее, тех отношений, которые он хочет установить между ними, предполагает иное обращение, а значит, имеет смысл перестроиться. Его внутренний настрой поможет подтянуть необходимую форму, сделает его поведение органичнее и непринужденнее.

Сегодня Потапова, точнее, Евгения, Женя, довольно много говорила о себе, но вот в чем странность: абсолютно ничего полезного из ее рассказов вынести нельзя. Только самые общие представления. Она мастерски уходит от конкретики и вовсе не спешит открыться первому встречному-поперечному. Даже такому внимательному и благодарному слушателю, как Андрей. А ведь большинству людей, и в особенности молодым, хорошеньким женщинам, свойственна слабость в желании покрасоваться, и, как правило, ему бывает вовсе не сложно подтолкнуть их к откровенности. Сами не замечая того, они начинают вываливать ему самые сокровенные тайны, конечно, преподнося их в выгодном для себя свете. Но это совершенно не важно, эту маленькую ложь несложно разгадать. Интонация голоса, взгляды, невольные жесты обычно выдают их с головой, и человеку вроде Андрея совсем не сложно разгадать истинную картину их жизненных обстоятельств.

С Потаповой, с Женей, все было иначе. Конечно, она рисовалась перед ним, и в начале вечера, и потом, впрочем, эта безобидная игра свойственна всем, в том числе и Андрею. Все мы играем, каждую минуту своей жизни, даже находясь наедине с собой. У кого-то это эта игра тоньше и естественней, у кого-то грубее и топорнее, все зависит от сложности внутреннего мира и артистизма натуры. Потапова была натурой артистической, и игра ее была органичной и яркой, впрочем, лишенной безвкусицы и перегибов.

Андрей остановился на перекрестке.

«Что-то я ее захвалил, — усмехнулся он. — Может, потому что вначале недооценил? А вообще, журналисточка оказалась ничего, умная, хорошенькая, можно даже сказать, красивая. Не смазливая, а интересная и внешне, и вообще. А еще мне в ней понравилась здоровая самоирония, да и чувство юмора у нее вполне прилично развито. Ну вот, — одернул сам себя Андрей, — опять понесло. Что-то слишком много я об этой девице думать начал, а о деле совсем перестал. Хватит этих романтических прогулок, пора домой, баиньки. А завтра у нас…»

О том, что будет завтра, он думать не стал, а просто коротко вдохнул и хмурый, собранный быстрой походкой двинулся назад к автомобилю.

— Как говоришь? — переспросил Женьку майор Суровцев. — Квартира шестнадцать? Точно не ошиблась?

— Да нет. Синицын Николай Васильевич, Ириновский проспект, дом…

— Ладно, не строчи, — перебил ее Суровцев. — Помер твой Синицын. Три года как.

— То есть как три года? — возмутилась Женя. — Если он в прошлом году машину по доверенности купил у Чуйкина!

— По доверенности говоришь? — задумчиво переспросил Суровцев. — Это та, на которой твои похитители были?

— Нет. Та, на которой гости к Девятову перед смертью приезжали, — поправила майора Женя.

— Девятов — это тот, который грибами отравился? — продемонстрировал хорошую память майор.

— Правильно, — кивнула Женя.

— Ты вроде вчера что-то про анатома говорила? — после короткой паузы спросил майор.

— Ага. Я у него была, но пока ничего конкретного. Он обещал посмотреть результаты вскрытия и подумать, но вообще сказал, что лучше эксгумацию провести и полное обследование тела. Может, проведем? Я могла бы у родственников разрешение раздобыть, — скрещивая на удачу пальцы, предложила Женя.

Она сидела дома, а майор — у себя в кабинете, так что прямого воздействия на майора она оказать не могла и сейчас очень жалела, что поленилась одеться и пройти пятьсот метров до его отделения.