И еще ее восхищало его бескорыстие. Марко принимал бедных, зная, что им нечем платить. И учил Джованну не бояться их гнойных ран, изможденного вида, вшей, грязи. Марко говорил со всеми одинаково приветливо, умел поддержать улыбкой и пожатием руки, добрым словом. И Джованна увидела его сердце: большое, любящее, полное желания помогать людям. И это потрясло ее, она и не представляла себе, что друг семьи, дурачившийся с Лоренцо, обладает такой чистой душой. Джованна понимала, что сама она не такая щедрая, любящая и добрая, как он. Но он уверял, что это от нехватки знаний.

– Когда ты научишься лечить, ты будешь смелее, родная. Пока ты боишься не их запаха, заразы или рвоты, ты боишься, что не сумеешь помочь.

Ее фразы были все еще куцыми, нелепо короткими и обрывочными, но Марко проявлял спокойствие, понимая, что Джованна слишком долго молчала. Порой в процессе учебы он нечаянно дотрагивался до нее, и она отскакивала, словно он причинял ей боль. Но в работе, перед пациентами, эти случайные прикосновения переносились стойко, Марко чувствовал, как она отодвигается, видел, как отворачивает лицо, но Джованна не бросала инструменты и мази. Он старался не дотрагиваться до нее лишний раз. Ему было неприятно, что она так воспринимает его, но он надеялся, что со временем они станут друзьями. Она была нужна ему как воздух. Марко задыхался без нее, но, когда Джованна вдруг замыкалась в своей боли и тоске, порой испытывал ярость и отчаяние. Хотелось закричать, но он сдерживал себя. В любой болезни бывают временные ухудшения. Видимо, и душевные раны временами начинали болеть сильнее, раз Джованна становилась вялой и неразговорчивой. Он терпел.

Но все-таки однажды конфликт случился. Он зрел давно, как гнойный прыщ, напряжение между ними постепенно росло по мере того, как они все больше времени проводили вместе на приеме и при обсуждении пациентов вечерами. Марко чувствовал, что однажды что-то произойдет, что-то прорвет этот нарыв, и гадал, как отреагируют они оба и что случится с тем хрупким мостом, что он строил между ними все это время.

Поздно ночью в дом постучали. Джузеппе разбудил Марко и давно привычными знаками объяснил: срочный случай, нужна помощь. «Нужно ли будить госпожу?» – Джузеппе махнул в сторону спальни Джованны и сделал жест, словно стучит в дверь. Марко решил, что нет. Возможно, он справится один, а Джованне нужен отдых.

В кабинете ждали две испуганные женщины. Женщина постарше крепко обнимала за плечи младшую, совсем еще девочку, но с огромным животом.

– Доктор, помогите! – старшая бросилась перед ним на колени. – Не гоните нас!

– У меня и в мыслях не было. Ложитесь. Джузеппе, – позвал он слугу, – горячей воды, чистые простыни и буди госпожу!

Беременная девочка плакала, вскрикивая от боли.

– Понимаете, мы скрывали… Мой муж однажды… но он уже не вернется. Кондотьер, понимаете. Грубый… А она мне не сразу призналась. Это моя сестра, доктор! Я не могу ее бросить!

Марко вымыл руки и закатал рукава рубашки. Положив испуганную роженицу на кушетку, он осмотрел ее.

– Повитуха? – коротко спросил он.

– Взяла с нас деньги, а когда дело пошло, вдруг отказалась. Бросила через два часа схваток. Она мучается уже несколько часов. Я еле дотащила… Умоляю! Не выгоняйте!

– Не выгоню. Джузеппе! Где моя жена?!

– Я здесь! – Джованна вбежала мягкой поступью с охапкой чистых простыней.

– Скорее, родная, ты мне нужна, как никогда. Плод лежит боком. Боюсь, что повернуть его сможешь только ты. У тебя подходящие для этого руки.

– Я… я не смогу, – Джованна испуганно посмотрела на Марко и даже попятилась, прижав простыни к груди. Но времени уговаривать ее не было.

– Можешь, я помогу тебе, скорее! Скорее! Рукава закатай! Вымой руки, подложи сюда простыню. Вот так. Теперь посмотри сюда, не бойся. Видишь? Это выход для плода. А белое – это его спинка. Он лежит боком. А должен головой. Медленно просунь руку, только осторожно.

Роженица вдруг напряглась и закричала, Джованна отдернула руку. Марко сидел позади нее, касаясь ее спины грудью.

– Подожди немного, схватка, – сказал он, и его дыхание обожгло ей щеку. Она вдруг поняла, что он практически обнимает ее, но для страха не было места в душе: слишком поражало зрелище.

– Мы должны успеть повернуть его до следующей схватки, – сказал он, когда роженица, сама еще ребенок, упала на колени сестре без сил.

– Я не могу! Не могу! – Джованну все пугало: и то, что она видела, и прикосновения Марко.

– Прошу вас! – старшая сестра рыдала навзрыд. – Она же умрет!

Чистые простыни чернели от крови. Джованна задыхалась от металлического запаха. Ее лоб мгновенно покрылся испариной, сознание чуть мутилось, но спокойный и ровный голос Марко держал ее на поверхности реальности. Его руки руководили ей, как куклой, а голос тихо и успокаивающе шептал:

– Ты можешь спасти две жизни, родная. Две маленькие жизни. Давай…

Джованна протянула руку к влагалищу роженицы, мягко, слушаясь Марко, просунула пальцы, а потом и кисть внутрь. Все там было скользким и горячим.

– Вот так, глубже… Нащупай голову. Теперь надави на плод, и протолкни его нижнюю часть внутрь. Смелее!

– О господи! Господи! – Джованна рыдала от страха и какого-то немыслимого напряжения сил. Она почти по локоть была в теле другого человека, и это было для нее потрясением. Еще больший шок она испытала, когда вытащила окровавленную мокрую руку в каких-то белесых хлопьях, и в этот момент из отверстия показалась головка ребенка.

Марко подставил ее руки, показал, как взять, как повернуть, и вдруг в одно мгновение на ладонях у нее оказалось маленькое тельце, вялое, безжизненное. Джованна испугалась, что он умер, но успела только воскликнуть жалостливо:

– Марко!

И тут ребенок дернулся и заплакал. А вместе с ним разрыдалась от счастья и облегчения Джованна.

– Марко! Марко! – всхлипывала она.

Он перерезал пуповину и повернулся к ней.

– Поздравляю тебя, родная! – она сквозь слезы улыбнулась ему так счастливо и ошалело, что он потерял сдержанность и поцеловал ее в лоб. А потом вернулся к роженице. Джованна обмыла ребенка с помощью старшей сестры.

– Это девочка, – радостно сообщила та матери. – Как вас зовут? – спросила она у Джованны.

– Д… – девушка словно подавилась и поправилась: – Франческа.

– Мы так назовем ее. Франческа.

Джованна устало передала ей ребенка: теперь она сильно дрожала от пережитого.

Марко отказался от платы и велел слуге найти экипаж, чтобы отвезти женщин домой. Он вышел, чтобы оплатить кучеру дорогу.

Джованна осталась прибирать. Она плакала то от счастья, то от шока, то от страха, все смешалось в голове и звенело, и она чувствовала, что не контролирует свои сумбурные чувства и неловкие движения. Марко вошел, улыбаясь, хотел обнять ее, и она сама этого хотела, но вдруг с силой оттолкнула его. И тут же об этом пожалела. Но было поздно. Улыбка сошла с его лица, он вышел из комнаты и с силой закрыл дверь.