– Ты с ума сошла! Ты выходишь замуж за этого сквоттера?! – Дэннис зло рассмеялся.

– Я не поняла тебя…

– Да что тут непонятного! Ты выходишь замуж за бродягу. У него ничего нет, кроме его картин и какого-то жалкого пособия! Ну, еще его отец, живущий в Америке, присылает какие-то крохи.

– Ты злишься, это понятно. Но ты думаешь…

– Думаю! Думаю! Я всегда знал, что ты можешь влюбиться только в деньги и титул. Только в случае с Егором ты продешевила! Я это все говорю, потому что знаю, а ты… Ты совсем не знаешь нашей жизни, наших порядков и законов… Ты понятия не имеешь, что, если человек снял дом и живет в нем более пяти лет, выселить его оттуда крайне тяжело. Поскольку жилец попадает в разряд «постоянно живущих». Есть в английской юриспруденции такое понятие. У нас поэтому не любят сдавать недвижимость на длительный срок – год, не больше. Егор и еще пара таких же неудачников этот особняк сняли давно, а выселить их не могут. Такие вот у нас законы.

Берта смотрела на Дэнниса. В его лице она видела все пороки рода Кэмбвеллов. Минуту-другую она выждала, а потом молча встала, оделась и вышла на улицу. За ней выскочил Дэннис:

– Самое верное ты сказала сейчас – тебе важны деньги! Тебе ничего больше не надо! Тебе плевать на людей, которые к тебе хорошо относятся! – Дэннис схватил Берту за руку и не отпускал.

Прохожие, делая вид, что подобные сцены на улицах Лондона явление обычное, обходили их стороной. Дэннис замолчал, но руку Берты не отпустил, а потом как-то сник:

– Я не знаю, что тебе сейчас сказать. Я люблю тебя! Я очень хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы ты вошла в нашу семью. Я бы все сделал для этого. – Дэннис наконец отпустил руку Берты, она сделала шаг в сторону, а он, спохватившись, шел рядом: – Послушай, прости, я не хотел тебя обидеть! Это от злости! Не надо было тебе ничего рассказывать, Егор сам должен был тебе сказать. Это он непорядочно повел себя. Приезжай к нам, я ведь больше ни о чем не прошу, только приезжай! Мы с тобой спокойно все обсудим, ты подумаешь! Я тебе уже делал предложение, а сейчас его повторяю – выходи за меня замуж. Стань моей женой!

Она шла, подняв воротник пальто и ежеминутно поправляя берет. Лондонская зима и впрямь бывает суровой.

Берта вышла замуж через месяц после защиты диплома.

Создание денег – это искусство. Работа – это тоже искусство. Хороший бизнес – это лучшее искусство.

Энди Уорхол

Свой кабинет она любила больше всего. Больше огромной гардеробной, заполненной изумительными платьями, сумками и шляпами. Обувь хранилась в специальном стенном шкафу. «Только у нас могут в одном помещении хранить вечернее платье и туфли с сапогами!» – воскликнула она в ответ на робкое предложение совместить и то и другое. Конечно, Берта любила свою красивую одежду. Но это все воспринималось ею как вспомогательный инструмент. Вся ее жизнь протекала в этом кабинете.

Два часа назад отсюда вышел обозленный господин. Свою злость он даже не пытался скрыть. Впрочем, ее это совсем не волновало. Берта оторвалась от бумаг, разложенных на столе, и обвела взглядом комнату. «Нечего удивляться, что посетители цепенеют, впервые попадая сюда. Один вид из окна чего стоит!» Она, оттолкнулась от стола, большое кожаное кресло мягко заскользило по темно-вишневому покрытию. Берта по-хулигански крутанулась, потом достала сигарету, прикурила и, с наслаждением затянувшись, стала рассматривать город, который распластался за окнами у нее под ногами. Посетитель, впервые попадавший в этот кабинет, терялся – он, как правило, совершенно не мог сосредоточиться, поскольку все его внимание занимало то, что происходило за этими огромными угловыми стеклянными стенами. Многие из работников корпорации, владелицей и главой которой была Берта, утверждали, что у них в этом кабинете начинает кружиться голова и закладывает уши. Берта об этих разговорах знала и удовлетворенно посмеивалась. Ей нравилось удивлять. Правда, никто из ее сотрудников не подозревал, что для головокружения могут быть вполне реальные причины – стекло для этих стен-окон было сделано на заказ и создавало небольшой эффект увеличения. Берта, обладательница стальных нервов и отменного здоровья, не жалующаяся на вестибулярный аппарат, от панорамы, разворачивающейся за окном, получала огромное наслаждение. Ей казалось, что мир у ее ног, а это была мечта всей ее жизни.

В кабинете она проводила большую часть своей жизни, совершенно не торопясь по вечерам домой. Огромный, опирающийся на колонны, с нелепыми и неуютными полукруглыми окнами, дом совсем ей не нравился. При входе на участок стоял флигель для охраны и персонала. Берта испытывала огромное мучение, каждый вечер встречаясь глазами с этими людьми. Ей было с ними неловко, как бывает неловко перед нищим, который хитер, ласков и злобен в своей голодной и несчастной судьбе. Берта знала, что люди, которые у нее работают, живут в достатке, о котором многие мечтают, что они не очень устают. Сама Берта работала гораздо беспощаднее, но сам факт услужения давил на нее. «Ничего удивительного, – рассуждала она, – у нас не Англия. Там служба одних для других совершенно не влияет на социальное самочувствие обеих сторон. А мы здесь либо хамим, либо извиняемся за свои успехи». Берта старалась свести общение с персоналом к минимуму. Еще она мучилась оттого, что отец отказался переехать к ней – бабушки и дедушки умерли. Ей казалось, что если отец будет жить здесь, с ней, то все ее, как она говорила, «барство» будет сразу же оправдано. Одним словом, в доме своем она была одинока, а потому никогда туда не спешила. Впрочем, и светская жизнь, о которой она когда-то мечтала, ее тоже не привлекала. Будучи умной женщиной, Берта быстро поняла расстановку сил – люди действительно серьезные вели очень закрытый образ жизни и не стремились «засветиться» на вечеринках, балах и прочих мероприятиях. У них, как правило, был свой очень узкий круг друзей. Но Берта, достигшая немалых высот в бизнесе, так и не обзавелась близкими друзьями. Отдавая дань уважения ее умению работать, ее коммерческой смекалке и, наконец, ее женской красоте, все как один отмечали ее необщительность, высокомерие и настороженность. Большинство приписывало ей романы с высокопоставленными чиновниками. Берта ничего никогда не отрицала. Во-первых, ей было на все эти разговоры совершенно наплевать – она знала, что свою империю построила сама. Ну, или почти сама. Она для собственного удобства «надела» на себя маску независимого и ироничного наблюдателя. Берта руководила своим бизнесом одна. К партнерству она относилась так же, как и к дружбе или к семье – или всегда и во всем вместе, или всегда порознь. Берта в бизнесе предпочла быть «холостой», хотя отлично осознавала, что чем больше партнерских отношений, тем выше шансы в тяжелый момент мобилизовать имеющиеся ресурсы. Но Берта знала и другое – любые отношения, любое партнерство – это прежде всего тлеющий очаг конфликтов. Этого она боялась больше всего. За себя она отвечала перед собой, за другого… За другого она отвечать не хотела.

Личной жизни у Берты не было. Вернее, охотников завести с ней интрижку было хоть отбавляй, но никто из них не решался взяться за «дело». Один ее вид – серьезный, неприступный, рубил на корню все помыслы. Серьезных отношений Берта сама сторонилась – для нее мучением было общаться с парой знакомых, которые совершенно явно были в нее влюблены. Она видела, что чувства сильные, но поделать ничего с собой не могла – во-первых, эти люди ей не нравились, а во-вторых, ей не хотелось быть причиной семейных драм. История с Саймоном не прошла бесследно.