Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, будто сами луна и солнце помогали ему хранить этот секрет. Последние дни тянулись так долго, что ночь длилась всего несколько часов. А когда она все же наступала, луна пряталась за облаками, облекая округу таким темным покрывалом, что оставаться бодрствовать было просто невозможно. Но скоро дни снова станут короче.
– Как ты заставил ту монету исчезнуть? – спросила я.
– Когда играл с детьми? Просто маленький фокус, которому я научился во время своих странствий, это не настоящая магия. Могу показать, если хочешь.
Я осознала, что не узнаю его секрет сегодня. Не тогда, когда мы ночуем с семьей Орксана.
– Может, когда я закончу платья.
Я села в одиночестве на камень неподалеку от верблюдов. Затем начала работать над вышивкой, повернувшись спиной к солнцу. Его свет был ласковым, но в то же время ярким, из-за чего песок окрашивался в красно-оранжевый цвет. После сурового испытания в Храме Солнца я не ожидала, что когда-нибудь вновь буду наслаждаться купанием в его лучах.
– Хватит на сегодня вязания, – сказал Орксан, подходя ко мне сзади.
Я воткнула иглу в край вышивки, чтобы она не упала в песок.
– Я не вя…
– Мы открыли три бутылки, твой муж уже веселится. Присоединяйся.
Значит, все правда думали, что мы с Эданом женаты. Мои глаза округлились.
– Я не пью. И мне действительно нужно возвращаться к работе…
– Женщина, у тебя впереди вся жизнь, чтобы шить всякие красивые вещички. Насладись хотя бы одной ночью. В чем дело, если ты не закончишь свое рукоделие, миру придет конец?
«Да», – чуть не выпалила я.
Но затем увидела Эдана. Он улыбался и подзывал меня рукой. Он выглядел таким счастливым. Гораздо счастливее, чем во дворце.
– Моя жена любит вкусную еду, – сказал Эдан, закидывая мне руку на плечи, – хотя из подношений пустыни трудно приготовить что-то достойное.
Удивительно, но я не пришла в дикий ужас, как ожидала, когда Эдан назвал меня своей женой. А это само по себе ужасает!
– Может, перестанешь болтать, чтобы мы наконец смогли поесть? – крикнула я.
Все рассмеялись, и я зарделась. Я не планировала говорить так громко. За время в пустыне я так привыкла, что рядом никого нет, кроме Эдана, что совсем позабыла о своих манерах.
Но никто не выглядел оскорбленным, поэтому я встала и помогла Корин накладывать еду мужчинам и детям. Жаркое пахло просто восхитительно. Настоящий деликатес из специй, с кусочками кактуса и можжевельника, хотя мясо я не узнала.
– Что мы едим? – спросила я Корин.
Она покосилась на меня так, словно мне лучше не знать.
– Можешь сказать.
– Пару дней назад была буря, и на следующее утро наш лагерь кишел крысами. – Я скептически посмотрела на котелок, а она продолжила: – Никогда не слышала, чтобы мужчины столько ругались во время охоты. – Ее плечи задрожали от смеха. – Я планировала сделать из них вяленое мясо, но скоро мы покинем Халакмарат, а Орксан хотел жаркого.
– О… – сказала я, накладывая еще одну ложку в миску Эдана.
У меня заметно поубавился аппетит.
Корин улыбнулась.
– Оно вкусное, клянусь тебе. Еще я добавила бобы, которые давно хранила. Поскольку мы почти вышли из пустыни и завели новых друзей, когда будет более подходящее время?
Мы ели, смеялись и знакомились ближе друг с другом, пока один из братьев Орксана не сел на подстилку рядом с моей. Он не улыбался, в отличие от остальных. На его шее висело ожерелье из монет и человеческих зубов, в левой мочке была медная сережка. Из-за него мне стало неуютно.
– Ты не похож на аландийца, – заметил брат Орксана, с подозрением рассматривая Эдана. – Твой сундук полнится книгам и амулетами. Книгами на языках, которые я никогда не видел.
– Вашир! – рявкнул Орксан. – Ты рылся в его вещах?
Эдан равнодушно махнул рукой, но я видела, что его улыбка искусственная.
– Все нормально.
Вашир не отводил от него взгляда.
– Поговаривают, что чародей императора Ханюцзиня ушел. Шаньсэнь предложил щедрую награду за его поимку.
Эдан усмехнулся.
– Я похож на чародея?
– Он отправился в поход, – повторил Вашир. Его ледяной взгляд упал на меня. – С императорским портным. Их видели в Самаранском перевале.
Мое дыхание участилось.
Может, Норбу видел и Эдана? Должно быть, он распространил слух о том, что мы путешествуем вместе, зная, что это создаст нам проблемы.
Я стиснула зубы и собрала волю в кулак.
– Императорский портной – мужчина! – воскликнула я максимально изумленным тоном. – Я не могу шить для императора. Это было бы непозволительно.
– Возможно, девчонка та, за кого себя выдает, – недовольно сказал Вашир, – но ты… – указал своей бутылкой эля на Эдана. – Ты не простой странник.
– Вашир, – обратился Орксан с предостережением в голосе. – Допрашивать гостей – неприлично.
Вашир рыкнул и встал. Одарил Эдана долгим мрачным взглядом, а затем скрылся за лошадьми.
– Не обращайте на него внимания, – виновато сказал Орксан. – Моей жене он тоже не нравится. К счастью, он не постоянный гость в нашем лагере.
Это никоим образом меня не успокоило. Эдан посмеялся с остальными мужчинами, пытаясь сменить тему. Но вокруг его глаз собрались морщинки – он был обеспокоен.
– Пей! – кричали люди Орксана, передавая по кругу бутылку вина. – Пей!
Я поднесла бутылку к носу и принюхалась. Затем скривилась – пахло кисло.
– Женщины тоже могут пить. Законом это не запрещается.
– Всего один глоток, – сказала я и прильнула губами к горлышку. И тут же закашлялась. – Оно обжигает!
Эдан забрал бутылку и похлопал меня по спине.
– Никогда раньше не пробовала вино?
– Разумеется, пробовала, – отчеканила я.
– Вино в храме не считается, – поддразнил он.
Тут он попал в точку. Я пила только рисовое вино в храме и всегда лишь один глоток. Но однажды мои братья сварили эль из ячменя, и он был ужасен. Они выпили его за одну ночь, и после их одежда так воняла, что я отмывала ее целый день.
Мои глаза увлажнились от воспоминаний про нас с Финлеем, Сэндо и Кетоном в детстве. Я гадала, как там поживает отец, получил ли письмо, которое я отправила из Самаранского перевала, слышал ли новость, что я теперь императорский портной. Я надеялась, что он гордился мной и что они с Кетоном купили достаточно еды на отправленные мною деньги. Скоро в Порт-Кэмалан придет зима. Я пообещала себе, что напишу им сегодня.
– Отец не хранил его дома, – уклончиво ответила я, вспоминая тяжелые времена после смерти матери.