— Я не знаю, уверен ли ты, что хочешь меня отпускать, — кокетливо сказала она Илье.

— Вот понравлюсь кому-нибудь…

— Ты можешь нравиться кому угодно. Главное, этот кто-нибудь не понравился тебе больше, чем я.

— А вдруг понравится…

— Да ладно, даже если понравится — что, разве с кем-нибудь другим ты будешь в самой гуще событий? Заскучаешь же!

— Уел, — рассмеялась девушка. — Смотри, сам не увлекись какой-нибудь знатной леди.

— Не сдались мне эти знатные леди. Если мне захочется статую покатать, то я мраморную возьму, она хоть не потребует говорить ей комплименты, — заявил юноша с видом человека, повидавшего и женщин, и жизнь.

Мирним приятно порозовела — в такие моменты она казалась Илье особенно красивой.

— Ты просто кошмарен — ни слова без пошлости. Что это такое?

— Оттягиваюсь перед приёмом. — Он скроил недовольную физиономию, чтоб показать, как ему не хочется идти. — Буду там зевать.

— Лучше не зевай, а заводи полезные знакомства! — наставительно произнесла девушка и отправилась приводить себя в порядок.

Приём, однако, оказался совсем не так скучен, как ожидал Илья. После того как машина увезла девушек в город, он был вынужден идти облачаться в местный костюм, больше похожий на сюртук или фрак — юноша в этом не разбирался, лишь предполагал, — а потом дожидаться друга. Однако уже несколько минут спустя, разглядывая подъезжающие машины и выходящую из них знать, заинтересовался. Сперва — двумя совершенно одинаковыми дамами в платьях, различавшихся лишь цветом, потом — совсем юным молодым человеком, с которым, однако, все разговаривали очень уважительно.

— Он не наш сверстник, — пояснил Санджиф. — Он старше моего отца. Но последний раз, когда пускался к Истоку, вышел оттуда вот таким. Божья воля непостигаема.

— Если это Божья воля…

— Тут даже не о чем спорить, — строго сказал юноша-аргет, и Илья решил больше не обсуждать такие вопросы с другом.

— А эти две дамы?

— Близнецы. — Сын лорда назвал их титулы. Обе оказались графинями, но принадлежали им разные владения. — Одна унаследовала отцу, другая — матери. Они служили ещё прежнему императору, потом одна из них после его поражения даже сидела в тюрьме. Недолго.

— Обе роялистки?

— По убеждениям — видимо, да, но их нельзя считать людьми лорда Ингена. Знаешь, это скорее его тогда можно было бы считать их последователем — он и младше них, и менее родовит.

— Понятно, тёткам было бы западло ему подчиняться.

— Что? Не понял, прости…

— Ну и слава богу, — вырвалось у петербуржца. И продолжал рассматривать гостей лорда Даро.

О каждом из них друг говорил ему пару слов, и у Ильи стало появляться ощущение, будто перед ним начинает разворачиваться живая история Ночного мира. Она превращалась из разрозненного сборника сухих фактов, которые знаешь, но которых не чувствуешь, в подлинную ткань былого, в пространство жизни и чувств. Оказывается, кто-то вдыхал её воздух, пробовал на вкус её радости и боль и вот теперь стоит здесь зримым доказательством того, что прошлое действительно было.

И юноша начал понимать, почему столь многие ценят титулы, хотя что в них, кроме гордыни, ну и, если говорить об Оборотном мире, ещё и доли власти? Конечно, за каждым из ныне существующих людей стоит реальная история, давшая жизнь его предкам и ему самому, однако мало в ком она ощущается настолько отчетливо, как в титулованных особах. В людях, которые к тому же живут так, будто века, отделяющие их от предшественников, не плотнее белоснежной вуали, наброшенной на лицо невесты.

Леди с лицом, обезображенным следами сгладившегося шрама, поздоровалась с Ильёй за руку. Он сперва опасался поднимать на неё глаза, но через ару минут разговора совсем позабыл о её обезображенном лице и с удовольствием принялся болтать о жизни в школе Энглейи. Она слушала его с внимательностью, которая не могла не льстить юноше, знающему к тому же, что когда-то эта женщина водила в бой войска и ещё не совсем позабыла об этом.

— Наверное, женщине в походе труднее. — Разговор их потёк настолько свободно, что этот полувопрос-полуутверждение вырвался у Ильи как-то само собой.

— Труднее, чем мужчине? — переспросила она. — Да. И знаете, главным образом почему? Потому что не всегда удается мыться тогда, когда этого просит организм. — Женщина с любопытством и даже с каким-то оживлением смотрела, как юный собеседник краснеет. — Но даже к этому привыкаешь. К чему угодно можно привыкнуть.

— Она странная, — сказал он Санджифу, когда друзья оказались рядом и чуть в стороне от гостей.

— Ты о леди Шаидар? Она резковата, грубовата. Часто ведет себя как мужчина. Но это и понятно…

— Нет, не резка. Слишком… прямолинейна. Ваши женщины обычно такие церемонные, прямо ни одного лишнего жеста, ни одного лишнего движения.

— Наши женщины тоже бывают разные. Особенно если речь идет о героине одного из крупнейших сражений нашей истории. Госмирское сражение, помнишь, Ирвет упоминала?

— Не-а. Но верю, что она вся из себя такая героическая. — Он снова покосился в сторону дамы, теперь беседующей с хозяином дома. — Слушай, а почему ей шрам не вылечили магией? Уж магией-то наверняка можно такое сделать…

— Это шрам, оставленный магическим оружием. Подобные не убираются до конца. — Санджиф оглянулся. — Пойдем, я тебя познакомлю ещё с одним человеком. Ты же интересуешься Истоками. Он был первосвященником и пятьдесят лет назад ушел в мирскую жизнь.

— А у вас так можно?

— А у вас нельзя?

— Не знаю… Вроде нельзя…

— Это неправильно. Впрочем, у вас и об Истоках не все знают, большинство живут короткую жизнь.

— Знаешь, если бы нашим дали возможность ими пользоваться, наш народ там бы купался по записи, — разозлился Илья.

— Если Бог разместил Истоки именно в Ночном мире, значит, таков был его замысел, — спокойно ответил сын лорда. — Так что пойдем, познакомлю. Если захочешь, спросишь его об этом.

— Неловко как-то… Тем более, он уже не священник.

— Так тем и лучше! Он не обязан соблюдать требования своего положения, а может высказывать своё мнение так, как захочет. Идём, — и подтащил Илью к седоголовому сутулящемуся мужчине, которого, однако, не повернулся бы язык назвать стариком, хотя на лицо его и руки словно паутину кто-то набросил — росчерки мелких морщинок покрывали их целиком. Но осанка была такой горделивой, а взгляд таким твердым, каким и в молодом возрасте каждый может похвастаться.

Бывший священнослужитель одобрительно приветствовал Санджифа и его друга. Илья слабо себе представлял, о чем можно беседовать хоть и с бывшим, но духовным лицом — разве что выслушать поучения. Сын лорда непринужденно разрешил его сомнения, он спокойно ткнул пальцем в своего спутника и заявил: