– Благодарю.

– Все эти господа согласились со мной, — продолжал Поль де Менар, — но барон де Турнад низвергнул вашу королеву.

– Извините, любезнейший! — порывисто воскликнул барон. — Этот дьявол Менар очень дурно передал мою мысль. Надо быть слепым, чтобы отвергать красоту вашей приятельницы, а по милости Божьей я еще не ослеп. Я просто надел на голову другой диадему, которую присудили ей. Ее провозглашали первой красавицей, а я утверждал, что она вторая, и утверждаю опять — в этом нет ничего оскорбительного для нее.

Жорж Прадель хотел ответить, но Поль де Менар, разгоряченный пуншем, перебил его.

– У Турнада, — закричал он, — голова не в порядке! Бедный барон влюбился в женщину, которую он не знает, которую никто никогда не видел, и этой неизвестной присуждает первенство!

Молодой человек вкратце рассказал уже известную нам историю встречи в дилижансе, и рассказал так комично, что его слушатели не могли сохранять серьезный вид. Жорж Прадель и барон де Турнад разделили общую веселость.

– Ну, барон, — сказал лейтенант, все еще смеясь, — несогласия между нами быть не может. Что говорили о первенстве? Здесь нужны два скипетра и две короны. Барон, желаю вам успеха. Отыщите поскорее свою таинственную красавицу. Я буду рукоплескать вашему счастью, не завидуя ему. Мне нравятся только брюнетки. Это не мешает мне, однако, провозгласить тост за незнакомую блондинку!

Легкое недопонимание, которое вследствие неосторожной болтовни Менара могло возбудить ссору между двумя молодыми людьми, было сведено на нет, и Жорж Прадель подошел к офицеру, с которым был очень дружен, и отвел его в сторону. Этого офицера, сына богатого руанского торговца, звали Ахилл Даркур. Жорж был одних лет с ним. Они учились вместе в сен-сирском училище, и случай свел их в Африке, но в разных полках.

– Ахилл, — сказал племянник Домера, — я хочу попросить тебя оказать мне услугу. Мне нужны деньги. И нужны сейчас, то есть через два дня.

– Могу отдать тебе свои шесть луидоров. Они у меня в кармане. Хочешь?

Жорж покачал головой:

– Шести луидоров мне мало. Мне нужна тысяча франков по меньшей мере. Я подумал, что ты знаешь город лучше меня и можешь указать мне сговорчивого капиталиста, который за порядочные проценты поможет мне.

– Говори прямо — ростовщика.

– Название ничего не значит. Сейчас конец декабря. Через шесть недель смогу возвратить капитал с процентами.

– Так зачем тебе занимать? Живи в долг эти шесть недель.

– Невозможно. Ты не знаешь, в чем дело. Мне нужна вещь, за которую надо заплатить наличными. Понимаешь?

– Вещь для Ревекки?

– Да.

– Ну, пообещай ей эту вещь. Она может, я думаю, подождать.

– Если я не подарю ей эту вещь послезавтра, я знаю человека, который подарит ей ее через три дня. Это Ришар Эллио, банкир. Он влюбился в Ревекку и хочет отнять ее у меня. Если это удастся ему, я публично дам ему пощечину, потом стану с ним драться, и один из нас убьет другого. Видишь, какой произойдет скандал.

– И ты не побоишься подвергнуться такому скандалу из-за женщины, которую уже разлюбил. Если предположить, что ты любил ее когда-нибудь, что сомнительно…

– Я не отступлю. Задето мое самолюбие. Офицер не должен позволять банкиру одержать над ним верх.

– Честное слово, это безумие. Жорж, ты огорчаешь меня.

– Я прошу у тебя не нравоучений, в которых не имею надобности, но имя ростовщика.

Ахилл Даркур вынул из кармана крошечный бумажник и посмотрел на одну страницу.

– Мне говорили, — сказал он, — о пруссаке, недавно приехавшем, который дает взаймы. Впрочем, я его не знаю. Говорят, что он очень опасен.

– Опасен или нет, мне что за нужда! Как зовут твоего пруссака?

– Даниель Метцер.

Жорж Прадель в свою очередь вынул из кармана бумажник и записал имя.

– Теперь мне нужен адрес. Где живет этот Даниель Метцер?

– На улице Баб-Азун, номер семь.

– Благодарю за сведения, завтра же пойду к нему.

На другой день Жорж Прадель отправился на улицу Баб-Азун, одну из самых старинных в Алжире. Когда он подошел к указанному дому, дверь отворилась, и из него вышла мулатка.

– Господин Даниель Метцер дома? — спросил Жорж.

– Это мой хозяин, — ответила служанка на ломаном французском. — Он не выходил.

– Могу я его видеть?

– Входите, а я доложу.

Офицер шагнул за порог и очутился в квадратном дворе, с трех сторон окруженном галереей в мавританском стиле. Струя воды с приятным журчанием лилась из гранитной колонны в бассейн. «Ну, — подумал племянник Домера, направляясь к зданию, — этот пруссак выбрал себе недурное жилище».

Мулатка провела молодого человека через три залы нижнего этажа и оставила его в узкой комнате, в которой не было никакой мебели, кроме маленького дивана.

– Садитесь, — сказала она, — хозяин сейчас придет, и ушла.

Жорж, оставшись один, сел на диван и стал обдумывать, как лучше обратиться с просьбой о займе, когда ростовщик его примет. От размышлений его отвлекли звуки двух голосов: из соседней комнаты доносились обрывки разговора. Смысла уловить было невозможно, но тон молодой офицер различал. Первый голос, очевидно женский, был дрожащий, взволнованный и даже молящий, в нем явственно слышались слезы. Другой голос, бесспорно мужской, грубый и хриплый, походил на рев дикого зверя. С каждой минутой спор разгорался все больше.

«Должно быть, пруссак женат, — думал Жорж Прадель, — и в этом супружестве нет согласия». В эту минуту лейтенант внятно услышал следующие фразы, которые, очевидно, завершали разговор:

– В последний раз спрашиваю вас, сделаете вы то, чего я хочу?

– Умоляю вас не настаивать. Я уже ответила.

– Отказом, не так ли?!

– Я должна!

– Что вы говорите о долге? Первый и единственный долг женщины — повиноваться! Я муж, я властелин. Когда я приказываю, склоняйте голову и, не рассуждая, покоряйтесь.

– Никакая женщина на свете не была послушнее меня. Но сейчас я не могу! Речь идет о моей чести.

– Ваша честь — моя честь! Если я не нахожу, что она в опасности, чего вам еще нужно? Будете ли вы повиноваться? Пойдете ли туда, куда я приказываю вам идти?

– Не пойду.

– Я потащу вас!

– Мне стоит только позвать на помощь первого прохожего, и вы знаете, что общественное мнение тотчас возмутится и накажет вас за эту низость.