Вот пристал же! В любой другой день я бы только обрадовалась мудрому совету, а сегодня, как на иголках вся: ни спала толком, есть не могу, на работе о чём угодно думаю, кроме самой работы... Какие столы? Мне бы нервы успокоить, они тугими канатами натянулись…

– Смотрите, молчит ещё! Ладно, неважно. Надеюсь, там, где ты их взяла, больше ничего не осталось. А то от одной мысли, что за ними кто-то есть будет, тошнота к горлу подкатывает…

– Буржуй, чёртов, – бурчит Алёнка, ошибочно полагая, что мы ничего не услышим, а Волков от смеха прыскает:

– Вашу бы говорливость, да в мирное русло, Алёна Владимировна. Может и плиту бы давно вам начальница новую купила.

– А можно подумать я её не просила! Только ответ всегда один – денег нет!

– Так откуда им взяться, если ты готовить не умеешь? Правильно, Саш? Но ничего, я ещё ненадолго задержусь, поднатаскаю тебя. И, так и быть, плиту всё же новую подберём…

– Как это плиту? – отмерев, звякаю чашкой  о металлический стол для раздачи и недоверчиво кошусь на этого альтруиста. – Нам же ещё стены перекрашивать…

Заказывать рекламные буклеты, отпечатывать новое меню, барная стойка опять же… Где я им такие деньги возьму?

– А об этом не переживай, Глеб не просто так за вас взялся. Я и ему этот список отправил, обещал поучаствовать. Так что не бздеть, девчонки, сделаем из вас лучшее кафе города.

Не бздеть… Слово-то какое дурацкое… Прижимаю к груди тетрадный листок, исписанный корявым мужским почерком и не сразу улавливаю суть услышанного. Он же под поучаствовать подразумевает…

– Стоп! Глеб за всё платить собрался? – задыхаюсь от возмущения, и этот чёртов листок неосознанно в пальцах мну.

– А почему нет? Ты его спасла, он твою харчевню. Как по мне, всё равно должен останется. Так что и отнекиваться не вздумай.

– И правда, Сань, – теперь и Сенька, бросает ящик с овощами, которые перебирала последние двадцать минут, и, раскрасневшись от такой новости, выглядывает из-за спрятавшего её от нас холодильника. – Мне бы нормальную кухонную машину…

– А мне гриль… – подхватывает Алёнка и грязный скребок к груди прижимает: на белую форму чёрные крошки сыплются, а ей хоть бы что!

Дожили… Мало того, что от уборки не отлынивают, так теперь ещё и смотрят на меня так, словно от моего решения их жизни зависят! Откажу – пропадут, а если кивну сейчас – саму себя окончательно потеряю.

– Ну, решено значит, да, Александра? Хотите и кастрюли заменим? Ваши, конечно, ничего, но нам не жалко.

– Да!

– Нет! – я со стула встаю, жестом призывая девушек угомониться, и, развязав передник, с вызовом Волкову бросаю:

– У нас другой уговор был. От вас требовалось только направить меня, а вы тут целую благотворительную миссию развернули! Осталось ещё помещение мне в центре снять. Или, вообще, выкупить…

Что за бред? Вновь гляжу на часы, молясь про себя, чтобы в начале десятого Глеб по обыкновению не спал, и прежде, чем Волков начнёт меня разубеждать, прочь уношусь. В тот самый зал с дешёвыми столами, от которых у нашего гостя изжога. Только несмотря на внушительный живот, ходит он очень быстро:

– Ну что за девчонка? Другая бы порадовалась, а ты гордость включаешь! Не за красивые же глаза он тебя облагодетельствовать решил… Ты его две недели выхаживала!

– И в замен жду одного – простого «спасибо», ясно? Так что притормози пока, сейчас я твоему начальнику позвоню и попрошу тебе обратный билет оплатить.

Хватит. Сама же решила рвать. Воспоминания уже ничем не вытравить, но наше с Глебом будущее спасти ещё можно: раздельное, и хочется верить, светлое. Он познает все радости отцовства, а я уж как-нибудь сама разберусь с идущим ко дну бизнесом. А если нет, то закрою к чертям – сколько можно биться как рыба об лёд?

– Не дури! – только разве меня кто-нибудь слушать станет? Волков и тот наглеет – выхватывает мой смартфон, следом за ним вырывает из пальцев визитку, и, нагло глянув в мои глаза, рвёт глянцевую карточку на мелкие кусочки.

– Я не для того третий день здесь трусь, чтобы ты мне всё испортила! Думаешь, у меня больше дел никаких нет? Да, может, пока я пытаюсь приструнить твоих пигалиц, мой ресторан постоянных клиентов теряет, потому что шефа нет! Шеф с одной дурной бабой разобраться не может! Гордая она, посмотрите! Другая бы спасибо сказала и радовалась, что хоть кто-то за это гиблое место взялся, а ты артачишься!

– Потому что неправильно это, ясно? У него семья есть, пусть лучше на них тратится!

На ребёнка, в конце концов. В наше время на одних подгузниках разоришься, а он так бездумно деньгами разбрасывается…

– А ты за его семью не переживай, они с голоду не пухнут. А вот вы скоро начнёте: лишишься работы и плакало твоё волонтёрство. На одну зарплату уборщицы бездомных псов не прокормишь!

Лицо  его пятнами от злости идёт, а моё от стыда. Заливается краской, едва Артур вынуждает меня опуститься на стул, уже знакомо пригвоздив к месту тяжёлой ладонью, но вот уже мгновенно бледнеет, ведь его гнев просто цветочки, по сравнению с новостью, что слетает с обрамленных густой щетиной губ:   

– Я другу пообещал, значит, сделаю, ясно? А ты мне мешать не вздумай – потом сама же благодарить начнёшь. Ещё открытки на праздники присылать станешь… Но если тебе так хочется потратить энергию на пустую болтовню, то я тебя обрадую: Глеб сегодня к обеду приедет.

– Зачем?

– Разговор у него ко мне, личный. А может проконтролировать хочет, кто знает?  Так что на кухню марш! Не хочешь царствовать, иди дальше кафель чистить. С твоим подходом к жизни, этот навык тебе ещё пригодится, – он выдыхает, а я и спорить больше не хочу. Выдохлась. Как-то так, разом…

Незнакомец

На самом деле, вариантов несколько, но мне не нравится ни один. Почему? Всё просто – возможно, я шизофреник и этот мерещащийся мне вселенский заговор не что иное, как результат прогрессирующего заболевания. Я думаю не о том, вижу то, чего и в помине нет, а в это время где-то в хорошо обставленном кабинете современной клиники потирает ручонки именитый психиатр, мечтающий отхватить такого «интересного» пациента, как я.

 Перспектива так себе, но исключать ничего нельзя, пусть чутьё и подсказывает мне, что всё куда проще – мне лгут. Лгут намеренно, умело, и, к моему великому сожалению, массово: семья, друзья и жена, от чьего испытывающего взгляда теперь и спрятаться негде. Квартира большая, а для меня всё равно, что клетка, идущая в комплекте с сокамерницей – срок отбываем вместе, вместе чего-то ждём друг от друга – она пробуждения моей памяти, я правды, которую, возможно, сам же и выдумал… Выдумал, потому что так проще – чувство вины перед преданной мной супругой стихает, мысли о другой теперь звучат громче.  Тем более здесь – в небольшом кафе, по обыкновению немноголюдном, ведь, похоже, только у меня заходится сердце от звона потревоженного колокольчика над входной дверью.