— Ладно, Денис, я пошла… Если будет интересный спектакль, звони мне, я приду, с удовольствием посмотрю, — Женька кивнула Денису, нетерпеливо притопывающему ногой. Вот так, на этот раз никакого веселого поцелуя, только короткий взмах рукой и медленный уход. Зачем она вообще вспомнила эту Ладку, будь она неладна? Не упомянула бы ее имя, глядишь, они бы с Денисом расстались как-то иначе… так, как ей хотелось — с улыбкой, с легкостью и приятным ощущением от взаимного понимания… А теперь Денис сердится на нее, а она сама уносит в себе очередную порцию Ладкиного вранья, бессмысленного и досадного, как репей в штанах.

— Счастливо… Стой, вон они идут, если хочешь, сама спроси у Лады, что она там тебе говорила про Лешку, — Денис оживился и, откинув со лба волнистую прядь, устремился к черному входу, откуда только что высыпала большая компания. Через секунду Денис исчез в самой гуще толпы, и Женька задумалась, не уйти ли ей прямо сейчас, пока ее никто не заметил и не узнал. Она бы спросила у Ладки, почему та ей соврала, но… разве не рискует она получить в ответ новую ложь? И зачем ей это надо! Придется привыкать к тому, что все люди настолько разные, что иные для нее так и останутся загадкой, которую и можно бы разгадать, но… не хочется.

Женька уже сделала пару шагов назад, но тут ее рассеянный взгляд, быстро скользнув по улыбающимся лицам, внезапно наткнулся на такую родную скулу и крупный непокорный локон, задержался на губах, что-то произносящих сквозь улыбку, дотронулся до твердого подбородка, упрямого, с маленькой ямочкой…

Глухо чавкнула лужа под Женькипыми ногами, но она не обратила на нее внимания, застыв посреди дороги восковой куклой — бледной, окоченевшей и негибкой до такой степени, что ее невозможно оказалось сдвинуть с места… Смеющаяся толпа, ударившись о нее, обтекла ее с двух сторон, облив шутками и закидав вопросами, но Женька не услышала ничего, потому что ее глаза, раз коснувшись, навсегда примерзли к человеку, идущему под руку с высокой девушкой. У нее не осталось ничего — ни тела, ни разума, ни сердца, только глаза, которые от боли узнавания наполнились слезами. Она бы заплакала, если бы ее взгляд, скользнув с мужского лица на женское рядом, не заледенел от горького удивления. Вдохнув холодный воздух всей грудью, Женька скинула с головы капюшон и почему-то улыбнулась. Кожа на лице показалась ей слишком холодной и неживой, она дотронулась рукой до щеки и едва не вскрикнула от страха, не ощутив под пальцами привычного тепла… Но может быть, это онемели пальцы. И дышать стало трудно, как будто с первым вдохом в ее тело ворвался весь мир, и больше вдыхать нечего… Где-то за спиной по-прежнему смеются артисты, покидающие театр, сегодня у них закончился рабочий день, а у нее — вера в людей… Точка. И завтра у всех начнется что-нибудь новое, а она все будет ставить свое многоточие, потому что она не умеет, как Венера, решительно отделять от себя свое прошлое. Ее никто не научил делать это!..

— Вот, Жень, Леша говорит, что у него с Ладой ничего никогда не было, — Денис подмигнул Женьке, а Леша улыбнулся и кивнул ей. Парочка проскочила мимо нее на красный свет, и девушка долго провожала их взглядом, не смея скосить глаза направо и снова увидеть мужчину и женщину, идущих под руку. Высокую рыжую девицу в белой пушистой курточке и кудрявого широкоплечего парня с мушкой на верхней губе. И с маленьким шрамом на правом запястье — следом от разорвавшейся петарды. А еще у парня в дождливую погоду ноет левое плечо, когда-то вывихнутое, и при ходьбе он чуть раздвигает в стороны колени, и знакомо бежит по ступенькам, Женька знает каждый его шаг наизусть — но это чужой парень, и он идет с рыжей девицей к себе (к ним) домой.

Сжав кулаки, Женька заставила себя досчитать до тридцати, и только после этого спокойным шагом двинулась в сторону дома. Денис с Лешей могли и не говорить ей уже ничего. Ей все стало понятно в ту самую злосчастную секунду, когда она увидела прямо перед собой тех, кого никак не ожидала увидеть вместе. Ее бывшего парня. И ее приятельницу. Вдвоем, под руку. Ее Трофим и Лада, красивая, с новой модной стрижкой апельсинового цвета, изящная и яркая, как елочная игрушка.

Наверное, Женьке следовало ожидать чего-нибудь подобного… Тогда, когда Лада расспрашивала ее о Трофиме, или когда улыбалась Женьке — слишком искренне, слишком приветливо, и потом — все эти звонки, быстрые косые взгляды в ее сторону и словечки с двойным дном. Да господи, она же видела этот чертов сон, и надо же — послушно испугалась, а потом взяла и выбросила его из сознания, стерла из памяти, вместо того, чтобы принять его как предупреждение… Все оказалось бестолку! Черная, страшная, лживая Ладка! А эта проклятая эсемеска из «Робин-Бобина» — Лада показала ее, облизываясь и потягиваясь, как кошка, наслаждаясь своей властью, и Женька была — да, все так!! — была на грани понимания, еще бы чуть-чуть; и она заметила бы, что творится вокруг нее, но — не поняла, не угадала, не увидела!

А все потому, что она ничего подобного не ожидала. Должна была, и, наверное, что-то все-таки увидела, раз ее подсознание разразилось таким жутким сном, но… не смогла поверить в очевидное.

В среду небо настолько заволокло тучами, что Женька едва сумела проснуться, глянула за окно и застонала — темно, холодно, промозгло, а ей надо вылазить из-под теплого одеяла и идти на работу. Сегодня она должна рассмотреть результаты теста, проведенного вчера в младшей группе, и если успеет, протестировать еще одну группу… Но вставать все равно не хочется, все тело как будто избито камнями, гудит и ноет, а в голове — тяжелый туман, похожий на те самые тучи, из-за которых сегодняшнее утро такое безрадостное и мрачное. Да и само это слово — тесты — вдруг стало наводить на нее тоску, хотя еще недавно она радовалась им, как ребенок — новой игрушке!

В ванной комнате, стоя под душем и напевая вполголоса какой-то модный мотивчик, Женька вдруг все вспомнила. С четкостью цифрового фотоаппарата ее память выдала картинки вчерашнего вечера: вот два силуэта на некотором расстоянии от нее, женская ручка опирается на мужскую, вот эти две фигуры уже настолько близко, что Женька может рассмотреть каждую деталь их внешности. Потом раз — и две молодые улыбчивые головы поворачиваются к ней и смотрят прямо ей в глаза, и даже гадать не стоит, заметили ли они ее или нет. Увидели, поняли, что и она их видит, но соприкоснувшись взглядами, все-таки прошли мимо и продолжили свой путь, не затормозив ни на мгновение, не испугавшись этой встречи… А вот она испугалась.

Душ крутанулся вокруг своей оси и живо вырвался из Женькиных рук, по-змеиному извиваясь и заливая все вокруг. Вода потоком побежала но зеркалу, и Женя на секунду потеряла из виду свое отражение, словно на глаза навернулись слезы и сквозь них стало невозможно смотреть на мир… Но это неправда, она не плачет. Поймав душ, она крепко сжала его коленями, закрыла глаза и, мерно покачиваясь и стараясь дышать помедленнее, попыталась освободить свою голову от лишних мыслей. Никакой печали, хватит с нее трагедий и переживаний! Все ее слезы по Трофиму унесло лето, но даже если бы сейчас она и захотела бы вдруг заплакать, так неожиданно увидев его на улице, скажем, если бы на нее нахлынули воспоминания прошлого и разбередили ей душу, то слезы просто не пролились бы — из-за Лады.