Пока Игрив, Джаб и Подмаз-Свин прихлебывали свои напитки в угрюмом молчании, самоубийство Джералдин Гиффард наэлектризовало Твиттерсферу, пузырь Фейсбука и герметичный Инста-мирок. Это, разумеется, означало, что вскоре наэлектризовались и массовые медиа, которые теперь занимались журналистскими расследованиями, в основном глядя в Твиттер, Фейсбук и Инстаграм. К обеду того дня, когда Джералдин обнаружили повесившейся на лестнице собственного дома, – в тот самый день, когда Банк Англии обнародовал свой экономический доклад, – казалось, что вся страна говорит исключительно о смерти Джералдин.

Не вся страна говорила об этом, но казалось именно так.

И посмертные рейтинги Джералдин взмыли к небесам. Прежде ненавидимый всеми тролль-трансфоб молниеносно превратился в икону свободы слова, мученицу за плюрализм мнений. Если бы лайк и сердечко могли воскрешать из мертвых, Джералдин бы уже парила над Лондоном. Вчерашняя кровожадная феммо сегодня стала затравленной жертвой – затравленной транс-маньяками и политкорректной верхушкой всего лишь за мнение, отличное от тех, что разделяет латтелюбивая неолиберальная элита.

Новость о том, что полиция не собиралась обвинять ее в убийстве Сэмми, лишь подлила масла в огонь. Казалось, что вопреки всем усилиям #ДжерриУбилаСэмми настаивать на обратном, ни единого доказательства, связывавшего Джералдин Гиффард и гибель Сэмми, помимо того, что они столкнулись у Хайгейтского пруда, нет.

Глубокоуважаемую феминистку и популярную участницу “Стриктли” затравили до того, что ей пришлось покончить с собой.

Красочнее всего смену общественных настроений подтвердил мэр – своим решением вывесить перетяжку с надписью “Мы все – Джералдин” рядом с остальными, уже украшающими Сити-Холл.

Самоубийство Джералдин ошеломило всех.

Или не совсем всех.

Мэтлока самоубийство Джералдин не ошеломило, поскольку он не верил, что Джералдин Гиффард убила себя сама. Он не верил, что она из тех людей, какие позволят хоть кому-то себя затравить. Более того, он разговаривал с Гиффард за час или около того до ее смерти, и она совершенно не производила впечатления женщины, которая того и гляди повесится от отчаяния. Она хотела лишь, чтобы легаш стоял возле ее двери и не давал людям совать дерьмо в почтовый ящик.

Она собиралась поставить чайник.

Не была она по голосу ни старой, ни уставшей.

И – по крайней мере, на слух Мэтлока, – ее последний пост был словно бы написан совершенно не тем человеком, которого все знали.

Но если она себя не убивала, Мэтлоку теперь предстояло разбираться с двумя убийствами.

И единственный человек, который приходил ему на ум как связующее звено, – сожитель Сэмми Роб.

Мэтлок и Клегг беседовали с Робом не у него дома, и положительной стороной стало то, что Мэтлоку не пришлось пить здоровенную кружку нежеланного сладкого чая.

Встреча с Робом состоялась в Скотленд-Ярде, где кофе великолепен: со времен его приватизации в приемном фойе расположились аж три кофейные франшизы.

– Да, я на дух не выносил Джералдин Гиффард, – сказал Роб в ответ на вопрос Мэтлока. – Я не выносил ее, потому что она была жестокой и бессердечной блядью ТЭРФ. Но, надеюсь, вы не думаете, что я отвечаю за ее смерть, – я за нее не отвечаю.

– Не волнуйтесь, Роб, – сказал Мэтлок. – Конечно же, мы не утверждаем, что вы ее убили.

Роб насупленно воззрился на Мэтлока.

– Это, блядь, что означает? Что я, по-вашему, в каком-то смысле несу за это ответственность?

Мэтлок ненадолго оставил это без ответа.

– Ну, вы в этом не одиноки, – продолжил Роб. – Так много кто говорит в сети.

– Люди в сети говорят всевозможную ерунду.

Роб зыркнул на Мэтлока.

– Вы имеете в виду меня?

– Нет, не вас конкретно. Хотя вы твитили кое-что довольно злое.

Констебль Клегг пододвинула к нему расшифровку.

– “Сэмми заслуживала жизни. Джералдин Гиффард заслуживает смерти”, – процитировала она.

Вид у Роба сделался неподдельно перепуганный.

– Дело было поздно вечером. Я напился. Не надо было такого говорить. Но это же просто твит.

Он был суетлив и напряжен – сильнее обычного. Клегг хотелось положить свою ладонь поверх его, чтобы так сильно не дрожала, но такое теперь недопустимо. Нельзя поглаживать по руке подозреваемого. Неподобающе – все равно что тискать чужих детей.

– И я за это уже однозначно расплачиваюсь, – продолжал Роб. – Тролли ужасные. Ужасные. Утверждают, будто я думал, что Сэмми быле героем войны, храбрее летчика “спитфайра”, а я такого никогда не говорил. И что оне быле лучшей женщиной, чем цис, а я всего лишь говорил, что не хуже. И что я чокнутый квир-убийца, потому что травил Джералдин Гиффард и презирал ее за то, что у нее есть влагалище, а я – ничего подобного, потому что уважаю всех женщин, в том числе и тех, у которых влагалище. Я не УТЦИН!

– Ультра-транс-цис-ненавистник, – пробормотала Клегг ради Мэтлока.

– Я не ненавижу цис-людей и сам не транс, – едва не рыдал Роб. – Я ГФГБМП!

– Гендерно-флюидный гей биологически мужского пола, – прошептала Клегг.

– И уважаю я всех, – горестно подытожил Роб.

Мэтлок поневоле задумался, существует ли вообще такая категория – ГФГБМП. Такое ощущение, что где-то посередке нужна гласная, иначе понятие у общественности в головах не задержится.

– Они говорят, что это я ее убил. А я веган! – выл Роб. – Я никого не убиваю!

– Не надо бы вам читать всю эту дребедень в сети, Роб, – сказала Клегг.

– А куда деваться? Это все такой абсурд.

– Да. Именно.

– Хоть я и рад, что эта блядь умерла.

– Не пишите это в Твиттер, – посоветовала Клегг.

– Потому что я по-прежнему считаю, что это она убила Сэмми.

– Это, наверное, тоже в Твиттер не пишите.

– Наверное, вообще ничего не пишите в Твиттер, – посоветовал Мэтлок.

Разговор не клеился. Мэтлок подвинул свой пакетик с ассорти фруктовых леденцов через стол. К его удивлению, Роб взял себе одну конфетку. Никто никогда не принимал предложенных им карамелек. Карамельки – худший шлак конфетного мусора. Сосать их скучно, кусать – липко, да и попросту не такие они приятные, как любая другая сласть, какую можно купить на половине любого супермаркета, ныне отданной под конфеты, печенье и шоколад. Мэтлок ел карамель только потому, что ему не разрешали курить, но, несмотря на все это, Роб протянул руку за конфеткой – и, к досаде Мэтлока, принялся рыться в поисках красненькой.

– Нет никаких улик, что Джералдин убила Сэмми, Роб, – мягко произнес Мэтлок. – Более того, нет никаких улик, ведущих вообще к какому бы то ни было злоумышленнику.