– Етит вас бревном суковатым поперёк себя волосатым куда надо и куда не надо! – Плотницкий старшина резко вскочил на ноги. – Вконец охренели, пни осиновые, драть вас не передрать в лунном свете да под лешачий свист! Я ж к вам, как к людям… прощения прошу! О! Ща как дам промеж глаз для доходчивости!

– Не, раз лается, то в себе должон быть… – заскрёб в затылке навеки закопчённой в кузне рукой тугодум Мудила.

– Ф-у-у-у-у! – пронёсся по горнице общий вздох облегчения.

– Простите меня, господа мастера! – Сучок вновь повалился в ноги.

– Да прощаем! – вдруг за всех ответил Матица. – Ты хоть понял, за что?! И вставай, нечего пол лбом выглаживать!

Сучок поднялся. Сейчас никто бы не узнал в нём прежнего забияку.

Та долго собиравшаяся снежная лавина, что прошла сейчас по его душе, выпила из мастера все силы, а вместе с ними и всю злость. Плотницкий старшина смотрел на своих товарищей по-детски открытым, решительным и, вместе с тем, смущённым взглядом. Так смотрит ребёнок, по доброй воле решивший признаться в своей шалости.

– Зазнался ты, Кондрат! Боярином себя почуял! – в голосе Матицы суровость мешалась с сочувствием. – Как с холопами и с нами, и с ними обошёлся, – мастер кивнул в сторону Гаркуна. – Всех изобидел! А ведь хорошо начал: дело поставил ловко, с лесовиками замирился, Буню окоротил… Так нет, норов твой бараний! Забыл, что в одиночку только рукоблудствовать хорошо! Ну, хорошо хоть понял!

– Верно сказал, Матица! – кивнул мастер Гвоздь. – Главное дело, Сучок, понял ты всё и сам повинился! Ладно, мужи, кто старое помянет, тому глаз вон!

– А кто забудет – оба! – глухим голосом закончил Кондратий.

– Вот и ладно! – Нил хлопнул ладонью по извлечённому из заначки приснопамятному бочонку. – Сейчас мировую выпьем, а ты нам за чаркой и поведаешь, что за игрушку ты тут ладишь?

– Погоди с чаркой, Шкрябка, – Сучок обвёл мастеров взглядом. – Тут дело такое: позвал меня к себе Лис и вот чего поведал…

* * *

– Да-а, дела-а! – протянул Гвоздь, выслушав рассказ своего старшины. – Вона она какая воля светит… А и добро! И мастерами останемся, и ратниками будем – двойная польза, если на то пошло! И Лису служить – дело хорошее! С тобой мы, Кондрат!

– Разбежался, Матица! – усмехнулся Нил. – До воли ещё службу справить надо! Сучок, давай сюда свою игрушку и рассказывай, что к чему у этого камнемёта франкского.

Давно затихла в Михайловом Городке стройка, Дударик, провожая солнце, сыграл с башни «отбой», крепость погрузилась в сон. Только перекликались на недостроенных стенах часовые да вяло побрехивали сквозь дремоту Прошкины щенки. Лишь у плотников на лесопилке пробивался через волоковые оконца свет. И если бы кто-то любопытный заглянул в одно из этих окон, то увидел бы он семерых смысленных мужей, стоящих на карачках вокруг странной игрушки и пускающих с её помощью малый глиняный шарик…

Вот так бывает на свете: хочет заказчик странного – унитаз на балконе, лифт на первый этаж с первого, пардон, уборную только на третьем этаже в трёхэтажном коттедже… Велика Земля Русская, каких только дураков не рождает! Вот и изворачивается прораб, когда сам, когда вместе с проектировщиком, проклиная всё на свете; самые «гениальные» идеи торпедирует, а остальные выхолащивает до безвредности. Только случается, редко-редко, что в этой груде органических удобрений, простите за избитое сравнение, обнаруживается жемчужное зерно: полезная идея или действительно интересная задача. Вот тут дело другое – это вызов профессиональному мастерству. Тварь я дрожащая или могу что-то? А если могу, то должен! А если должен – сделаю! Инженер я или так, без приглашения на чай зашёл? Но это бывает только когда, как выражаются ныне в молодёжных компаниях, торкнет.

Вот Сучка со товарищи и торкнуло. Им даже не себя показать захотелось, не будущее своё устроить, не выкуп приблизить – им стало интересно. А интерес инженера – это одна из самых могучих мировых сил. Некоторые верят, что мир сей держат три техника, стоящие на плечах инженера, так вот, это не такая уж и фантазия. Не будь у наших предков-приматов инженерной искры, так бы и сидели мы с вами на деревьях, потребляя бананы и прочий вегетарианский корм. Как там у Киплинга сказано про королевских сапёров?

А сапёры, как справедливо заметил классик, называются ещё инженерными войсками. И у войск этих работы всегда хватает и на войне, и в мирное время. Обратимся всё к тому же Киплингу:

Вот так. Да что там, у Киплинга и сильнее сказано:

До таких вершин, чтобы солнце, как Исус Навин, останавливать или хотя бы мечтать об этом, долгий путь. Очень долгий. Сучок со товарищи в этот вечер на него вступили. Вот только не знали они, что следующий большой шаг по этой дороге настигнет их очень скоро, а о том, какой платы требует стезя «инженера инженерных её величества войск», и вовсе не догадывались. Как и о том, что, однажды вступив на эту дорогу, свернуть с неё уже нельзя.

А буквально на следующий день случилось и еще одно событие, как позднее выяснилось, повлиявшее на дальнейшую судьбу плотницкого старшины и всей его артели. Хотя началось все с совершенной, казалось бы, ерунды…

– Ух ты! Глянь-ка какие! – Гаркун неожиданно замер на месте и расплылся в блаженной улыбке, восторженно уставившись куда-то в направлении кухни. Следовавший за ним Сучок, не успев вовремя остановиться, с разгона влетел ему в спину и возмущенно выругался:

– Етит тебя в грызло! Раскорячился, как баба в тягости посреди торга… Чего там узрел-то? – Мастер проследил за взглядом Гаркуна, оценил открывшуюся его взору картину – холопок, хлопочущих возле кухонной двери перед корзинами с грибами, и глумливо скривился. – А-а-а, бабы… Ну да, ладные. Чего, понравились? Хошь, научу, как обратать?

– Да какие бабы! – отмахнулся Гаркун. – Этого добра… А будет нужда – и без тебя справлюсь. А вот грибы…

– Чего грибы? – не понял Сучок и еще раз посмотрел в сторону кухни. – А, ну да. Грибы… И что? Грибов, что ли, не видел? Их сейчас из лесу все таскают…

– Да что ты понимаешь! – невесть с чего рассердился Гаркун. Насупился, отвернулся и снова двинулся по прежнему маршруту, но не выдержал и через некоторое время буркнул:

– Люблю я это дело, аж руки зачесались!