Вадим смутился и, пряча неловкость, вежливо отстранился.

В другой раз тетя Наташа подкараулила мальчика, когда тот принимал душ. Она тихонько зашла в ванную (благо ветхий замочек на двери давно уже не работал) и, отдернув штору, воскликнула:

– Ой, это ты? А я думаю: кто там воду льет?

– А кому еще быть-то? – испуганно пробормотал Вадим, поспешно задергивая штору обратно.

Женщина еще некоторое время постояла в теплой от пара ванной, а потом громко констатировала, стараясь перекричать шум воды:

– А у тебя красивое тело, Вадюша!

Однажды в разгар летней сессии, когда Вадим готовился к очередному экзамену, сидя за письменным столом и утопив в волосах пятерню, Наталья Владимировна неслышно подошла к нему сзади и приобняла за шею. Вадим повернул голову и с испугом заметил, что на тете Наташе, кроме запахнутого наспех халатика, ничего нет. Женщина наклонилась к самому плечу юноши, словно пытаясь рассмотреть разложенные на столе конспекты, и ее грудь, высвободившись из легкого плена, жарко коснулась его щеки. Вадим замер в страхе и смущении, невидящим взглядом уставившись в тетрадь. Тетя Наташа между тем бережно взяла его руку, прижала ее к своей груди, потерла у самого соска и потом повела вниз по телу, в самую глубь халата. Вадим поспешно высвободил руку и забормотал, глотая в волнении слова:

– Тетя Наташ… Я, это… У меня экзамен. Завтра.

– Ты уже взрослый мужчина, – прошептала Наталья Владимировна, касаясь губами его уха. – Красивый… Сильный… У тебя должна быть женщина.

– У меня есть, – заверил ее Вадим, моргая и дрожа всем телом. – Я встречаюсь с девушкой. Она моя однокурсница.

– Это не то, – увещевала тетя Наташа. – Я имею в виду настоящую женщину.

– Что здесь происходит? – неожиданно раздался голос Бориса.

Он только что вернулся с прогулки и замер в дверях, уставившись на трепещущую от сладострастия женщину. Пунш предостерегающе зарычал. Наталья Владимировна выпрямилась и запахнула халат. Вадим даже не обернулся. Он втянул голову в плечи и беспорядочно листал учебник.

– Опекун пришел, – насмешливо бросила женщина. – Блюститель нравственности…

Пунш громко рявкнул и лязгнул зубами.

Поздним вечером того же дня Наталья Владимировна с Матвеем заглянули в комнату к Вадиму. Они долго стояли в дверях, всматриваясь в темноту, словно пытаясь разглядеть что-то, и тетя Наташа наконец кивнула в сторону раскладушки, на которой спал Борис:

– Он мне уже изрядно надоел. Сил больше нету…

Матвей осторожно прикрыл дверь и знаком пригласил жену пройти с ним на кухню. Там они не опасались быть услышанными.

– Я говорю, – повторила она уже громко, – что он мне порядком надоел. Сидит на наших харчах, на нашей шее. Мало того что никакого толку от него нет – он еще все время норовит влезть не в свои дела…

– И что ты предлагаешь? – осторожно спросил Матвей.

– Избавиться от него, – просто ответила женщина, глядя мужу прямо в глаза.

Матвей, казалось, задумался. Он подбирал правильные слова для ответа.

– Понимаешь, Ната, – произнес он, чиркнув спичкой и запалив конфорку, – Вадька к нему все-таки очень привязан… Кроме того…

Он задержал горящую спичку в руке, наблюдая, как пламя медленно подкрадывается к пальцам.

– Что – кроме того? – нетерпеливо переспросила женщина.

Матвей задул спичку, бросил ее в жестяную банку, подвешенную к трубе у самой плиты, и наклонился к жене.

– Кроме того – не нужно торопить события, – отрезал он. – Все идет так, как должно идти. А отделаться от него мы всегда успеем, если будет необходимость. Пока же ее нет. Пусть доживает свой век.

– Он – сумасшедший! – возразила тетя Наташа. – И может быть опасен для окружающих.

– Глупости, – отмахнулся Матвей. – Он для нас не представляет ни малейшей опасности… Но когда я почувствую, что она может возникнуть – я собственноручно позабочусь о нем.

Женщина вздохнула и покачала головой:

– Зря все-таки ты позволил ему с нами жить… Зря.

В конце пятого курса Вадим получил направление в аспирантуру.

С утра до позднего вечера он пропадал в архивах и библиотеках. Тетя Наташа уже не могла совладать с «беспорядком» на его письменном столе. Теперь рабочее место Вадима превратилось в целый развал бумаг, книг, папок и различной корреспонденции. Молодой аспирант получал письма со всех концов страны. Ему присылали рецензии редакции ученых журналов, его приглашали на конференции и диспуты, предлагали участие в обсуждениях на круглых столах и ученых советах. Время от времени он уезжал в командировки, а возвращаясь, снова нырял с головой в свои бумажные развалы.

– Мне бы хотелось быть тебе чем-нибудь полезной, – вкрадчиво говорила тетя Наташа. – Хочешь, я стану брошюровать твои труды? Или буду твоим секретарем? Хочешь, я буду сопровождать тебя в командировках?

Вадим опасливо ежился.

– Спасибо, тетя Наташа. Это не надо. Это лишнее…

– И все-таки, – настаивала мачеха, – я хочу, чтобы тебе от меня был какой-нибудь толк. Давай я буду твоим курьером. Или почтальоном… Позволь мне отправлять и получать твою корреспонденцию.

Вадим колебался.

– Ну, пожалуй… – согласился он наконец. – Я по средам хожу на почту. Если вы избавите меня от этой необходимости – я буду вам очень признателен.

Тетя Наташа просияла.

– С удовольствием буду твоим почтальоном, мой хороший!

Между тем Вадим выбрал тему для диссертации.

– Мне представляется очень интересным отрезок нашей отечественной истории, включающий предвоенные годы, – заявил он на кафедре. – Конец тридцатых! Время, полное значительных и трагичных событий…

– Ученый-историк – это, конечно, хорошо, – рассуждал Матвей, разглядывая гору бумаг на столе Вадима, – но когда у тебя появится своя семья, тебе предстоит подумать, как ты будешь ее кормить.

– Прокормлю, – успокоил его Вадим. – Наша страна ценит труд ученых.

Спустя три года он понял, как ошибался.

С началом девяностых обрушилась на головы россиян очевидность того, что стране как раз не нужны ученые. А вместе с ними – и учителя, и врачи, и военные. В какое-то мгновение Вадиму показалось, что страна умерла. Она поделила людей не на специалистов, профессионалов и квалифицированных рабочих, а на продавцов, покупателей и посредников между ними. Она поделила людей на тех, кто платит бандитам, и самих бандитов, на проституток и их клиентов, на воров и «лохов», на подлецов в чине и униженных просителей. Появилась на свет новая страна, из которой эшелонами вывозились алюминий, лес, нефть в обмен на сникерсы; страна, где раздавались автоматные очереди и взрывались гранаты; страна, где эмиссия денег стала таким же привычным делом, как печать поздравительных открыток, а национальная валюта вызывала всеобщее презрение; страна, где мздоимство стало клановым бизнесом, от чиновника в окошке до президента; страна, где не было законопослушных, потому что не было и законов; страна, где профессора работали полотерами, а торгаш-лоточник говорил ветерану «ты»; страна, где за два дня можно было украсть миллиард, а старики умирали с голоду прямо на улице, копаясь в мусорных контейнерах; страна, где в районных центрах родители давали детям на завтрак подслащенную воду с хлебом, а смертность многократно превысила рождаемость. Первые места в страшных списках смертей занимали убийства и самоубийства, сосед резал соседа, а локальных войн было больше, чем за два минувших столетия. Страна, у которой не было даже названия.