— Нравится тебе это или нет, но она права, — подхватил реплику дочери Гриб. — И та история, и ее последствия, до сих пор свежа в моей памяти. Почему я должен верить тебе снова?

На этот раз пришла очередь Рунна делать вид, что он всерьез занят поисками подходящего ответа. Но он намеренно переигрывал и старательно корчился, доводя ситуацию до абсурда.

— Я тут подумал, что лучшим свидетельством тому, что я держу свое слово можешь быть… ты сам. Живой. И со всеми конечностями. С глазами и языком. Честно, на твоем месте я бы даже не думал задавать такие глупые вопросы.

— Они прирезали Улыбку, — продолжала шипеть змеей Крыса. — Убили ее, как какую-то падаль, даже не дали с достоинством умереть!

— Откуда у воров достоинство? — На этот раз Рунн выглядел неподдельно удивленным. — Откуда шакалам знать о чести, если они жрут объедки волчьей трапезы?

— Украсть у вора- дело чести. — Кажется, девчонка в самом деле не понимала, что играла с огнем и продолжала напрашиваться на неприятности. — Только не говори, что те сокровища из Керака королеве-матери достались по наследству.

— Я вообще не понимаю, почему должен что-то тебе говорить. Твое присутствие меня раздражает до такой степени, что я едва сдерживаюсь, чтобы не сделать то единственное, чего вы, пальщики, достойны — вырезать всех до единого, искоренить, как болезнь.

— Потому что мы оба знаем, что империи нужны падальщики, в особенности те, которые готовы сотрудничать, не задавая вопросов.

Киирис с любопытством ждала ответа. Ничего удивительного, что Рунн водит дружбу с такими людьми: слава о нем была столь дурной, что он мог иметь знакомых и в самом пекле. Но Гриб неспроста подчеркнул слово «империя», потому что от имени всех нэтрезов и покоренных ими земель мог говорить только один человек — Дэйн. И Киирис казалось невозможным, чтобы император марался о разговоры с ворами и разбойниками. Для подобного сброда у него мог быть лишь один разговор — приговор и плаха. Но грязные времена требуют людей, которые не слишком-то щепетильно относятся к чистоплотности своих поступков. Возможно, Рунн в этой цепочке был лишь связующим звеном? А раз так, Дэйн вполне мог знать о краже, и о том, в чьи руки попал таэрн… Знать — и ничего не предпринять, чтобы завладеть им, хоть каких-нибудь пару недель назад использовал не самые чистые способы, чтобы попытаться ее «расколоть» и выпытать, где находится ключ. Что же успело измениться за такое короткое время?

В памяти всплыл его укор тем, что она ублажает Раслера. А о его инстинкте собственника не знал разве что глухой. Свою фаворитку он не делил ни с кем, Рунн обожал отпускать язвительные комментарии по этому поводу: мол, чихать ему на запрет «императорской задницы», захотел бы — трахнул заразу едва ли не у Дэйна за спиной. Но фаворитка, по заявлениям Наследника тени, не вызывала у него ничего, кроме брезгливости. «Не понимаю, как Дэйн может засовывать член в эту холодную гадину, и не боится, что тот окаменеет и отвалится». Киирис предпочитала не комментировать такие реплики, хоть имела на этот счет собственное мнение: мужчина вряд ли станет спать с одной и той же женщиной, если она не удовлетворяет все его потребности. Похоже, Иникера была именно такой женщиной.

Ох, Дэйн.

Киирис встряхнулась, едва ли не силой выталкивая из головы неприятные образы, заставляя себя вновь поймать нить разговора.

— Вы оба дьявольски сильно испытываете мое терпение, — рассеянно пробормотал Рунн, и Киирис поймала на себе его напряженный взгляд.

О боги, она что, произнесла имя императора вслух?!

— Что за вещь ты желаешь забрать? — сдался Гриб. Он выглядел как человек, который с самого начала знал, что ему придется уступить, но наивно решил подергаться напоследок чтобы, возможно, набить цену.

— Ошейник, — все так же разглядывая лицо Киирис, бросил тенерожденный.

— Там не было никакого ошейника, — поспешила заявить Крыса.

— Не сомневаюсь, что был. Какой он из себя, Киирис?

Под его не сулящим ничего хорошего взглядом, мейритине захотелось уменьшится до размеров горошины, и закатиться куда-то под лавку.

— Массивный, золото и серебро, тонкая филигрань, камни: крупные на центральной ветке, помельче — на крайних. Напоминает свернутую в кольцо ветку терновника.

Рунн зачем-то согласно кивнул и, наконец, вновь уставился на собеседников.

— Полагаю, вещица стоит дорого, поэтому вас обоих одолевает жадность, — безошибочно угадал он. — Но я сегодня добрый и избавлю вас от необходимости делать сложный выбор. Я хочу этот ошейник и ничто другое меня никоим образом не удовлетворит. Вы хотите сохранить свои жизни и продолжать побираться разбоем, коль скоро император предпочитает видеть вас скорее живыми, чем мертвыми. Делать это безголовыми, согласитесь, будет несколько проблематично. Поэтому, мы сделаем вот что: я получаю ошейник, прямо сейчас. Вы остаетесь живыми и невредимыми, и со всем остальным добром, которые прихватили вместе с ошейником. И не говорите, что старине Рунну не знакомо слово «щедрость».

Киирис изо всех сил надеялась, что разбойникам хватит ума согласиться, потому что она, похоже, сделала так, что от его привычной бесшабашности не осталось и следа. Вряд ли он настроен услышать «нет». А то, как Рунн откинулся на спинку стула и принялся раскачиваться на нем взад-вперед, означало одно: он чрезвычайно зол.

— Принеси ему ту вещь, — бросил Гриб.

Крыса вытаращила глаза и открыла рот, из-за чего ее красота растворилась без следа.

— Ты серьезно?! — громким шепотом спросила она отца.

— Делай, как велено — или не проси потом вытащить себя из петли, даже если наследник решит вздернуть тебя у меня на глазах.

Крыса одним залпом опустошила содержимое своей кружки, резко встала, перевернув стул — и скрылась за дверью. Киирис с облегчением незаметно выдохнула. Похоже, на этот раз все пройдет гладко. Но прежде, чем она успела подумать о чем-то другом, Рунн резко вскочил на ноги, в два прыжка оказался на столе и плавно, с какой-то садистской нежностью, воткнул стилет в правый глаз Гриба. Свободной рукой зажал ему рот, отчего разбойник напоследок подавился собственным предсмертным хрипом.

— Прости, но в твоих услугах больше нет нужды, — без намека на сожаление, «извинился» тенерожденный. Мужчина дернулся еще пару раз и навсегда затих. Рунн убрал руку и одним коротким рывком вырвал стилет, вытер его о рубашку мертвеца и оглянулся на Киирис. — Не надо смотреть на меня, как на чудовище, рас'маа'ра. Настоящее чудовище осталось дома и, вполне возможно, прямо сейчас трахает свою невестушку.

Киирис поднялась, держась за столешницу обеими руками. Мертвое тело разбойника осело на стуле и его голова с громким стуком опустилась на столешницу. Вокруг стремительно расползалось глянцевое пятно крови.

— Они же согласились на твои условия, — пробормотала Киирис.

— Недостаточно быстро. Я, знаешь ли, вообще не отличаюсь особым терпением, и предпочитаю делать так, чтобы слава об этом моем маленьком пороке распространялась повсеместно. Это многое… упрощает, когда на пути появляется кто-то, кто может дать мне то, что я хочу. Когда альтернативой непослушанию становится смерть, переговоры сразу становятся короткими и по существу.