Весной 1986 года Грэм Эллисон, известный профессор Гарварда, заканчивал длительную консультацию для министра обороны Каспара Уайнбергера. Эллисон помогал Уайнбергеру составлять ежегодный отчет Конгрессу, известный в Пентагоне как "Заявление о стратегии". Это было всеобъемлющее, хотя и несекретное, заявление об оборонной стратегии, политике, ресурсах и программах США, занимающее более 200 страниц.

После ухода Эллисона требовался человек, который мог бы занять его очень большую должность. Армия выдвинула мою кандидатуру, и, несмотря на мой скромный размер обуви, после ряда собеседований я стал военным помощником Уайнбергера по специальным проектам, один из которых включал в себя контроль над Заявлением о стратегии. Эта работа дала мне возможность взглянуть на то, как разрабатывается оборонная стратегия на самом высоком правительственном уровне.

Последним документом, подготовленным во время моего пребывания в должности, был документ министра обороны Фрэнка Карлуччи, представленный всего за несколько месяцев до падения Берлинской стены. В нем на двадцати страницах обсуждался баланс сил между США и их союзниками по НАТО и Советской Россией и Варшавским договором. Эти балансы, как "региональные" (например, баланс в Европе), так и "функциональные" (например, стратегический, или ядерный, баланс), заложили основу для подробного обсуждения стратегии США, которое заняло почти сорок страниц. Невозможно не поразиться качеству и уровню интеллектуальных усилий, затраченных на разработку и объяснение стратегии.

Как оказалось, Берлинская стена была не единственным, что рухнуло. Окончание холодной войны и рост однополярности Соединенных Штатов привели к тому, что военная стратегия и оборонное планирование стали казаться менее важными. В 2005 году ежегодное "Заявление о стратегии" было заменено "Стратегией национальной обороны". Пентагону удалось опубликовать двадцатитрехстраничную версию в 2008 году. Прошло десятилетие, прежде чем появилась самая последняя версия - одиннадцатистраничное "резюме".

Количество не обязательно является показателем качества, но, учитывая прогрессирующее снижение относительного военного положения США за последнее десятилетие, представляется справедливым рассматривать отказ от Заявления о стратегии как признак стратегического пренебрежения. Учитывая важность обеспечения жизненно важных интересов США без необходимости прибегать к всеобщей войне, такое пренебрежение трудно понять. Действительно, война великих держав в индустриальную эпоху приводила к огромным разрушениям и человеческим страданиям. Как был вынужден заявить Уинстон Черчилль после Первой мировой войны: «Война сегодня - это голая, без прибыли и лишена всего своего очарования. Прежняя помпезность и торжественность исчезли. Теперь война - это только труд, кровь, смерть, убожество и лживая пропаганда». Наблюдение Черчилля подтвердилось во Второй мировой войне, особенно после появления ядерного оружия с его огромной разрушительной силой.

Возникнув на обломках двух мировых войн и с растущим призраком ядерного Армагеддона, стоимость ведения всеобщей войны стала настолько высокой, что, казалось, никакая политическая выгода не могла ее оправдать. Вскоре после атомных атак на Хиросиму и Нагасаки стратег Бернард Броуди был вынужден написать: «До сих пор главной целью нашего военного ведомства была победа в войне. Отныне главной целью должно быть их предотвращение». Хотя стратегии сдерживания восходят к глубокой древности, они приобрели большую известность в ядерный век. На протяжении примерно трех четвертей века оборонная стратегия США основывалась на сдерживании, чтобы сохранить свою безопасность и избежать общих войн, как ядерных, так и обычных. Другие объявленные ядерные державы - Советская Россия, Великобритания, Франция и Китай - формально или неформально признали центральную роль сдерживания в своих стратегиях.

Сдерживание, в своей простейшей форме, включает в себя усилия по предотвращению совершения соперником ("целью") запрещенного действия. Стратегии сдерживания направлены на то, чтобы повлиять на подсчет затрат, выгод и рисков, связанных с выполнением запрещенного действия. Предполагая рационального противника - того, кто действует с целью максимизации ожидаемой общей выгоды и минимизации ожидаемых затрат - сдерживание достигает успеха, убеждая цель в том, что вероятность достижения ее целей неприемлемо мала (сдерживание через отказ) или что затраты, связанные с выполнением запрещенного действия, превысят любые получаемые выгоды (сдерживание через наказание).

Сдерживание преобладало на протяжении всей холодной войны. Однако позже выяснилось, что в ряде случаев две сверхдержавы были опасно близки к ядерному Армагеддону. После распада Советской России в 1991 году военное превосходство Соединенных Штатов стало сильным сдерживающим фактором для любого соперника, помышляющего о всеобщей войне. Но этого превосходства больше нет, и эффективность сдерживания снижается, возможно, стремительно, вместе с ним. Это не удивило бы Черчилля, который заявил: «Я хочу видеть коллективные силы мира, наделенные подавляющей мощью. Если вы собираетесь вести это дело с небольшим перевесом, ... у вас будет война».

Сегодня военные державы мира в целом, и Соединенные Штаты в частности, преследуют цель сдерживания на все более узком поле. Однако за последнее десятилетие американские администрации рассматривали сдерживание лишь в самых общих чертах. Стратегия национальной безопасности администрации Обамы, принятая в 2015 году, обсуждала сдерживание в желательных терминах, сосредоточившись почти исключительно на целях сдерживания, а не на стратегии его обеспечения. Так, она включает такие утверждения, как «Мы будем сдерживать и побеждать любого противника, который угрожает нашей национальной безопасности и безопасности наших союзников». Заявление администрации о приоритетах в области обороны в 2012 году также нечетко определяет, как должно быть достигнуто сдерживание.

Стратегия национальной обороны администрации Трампа на 2018 год подтверждает центральную роль сдерживания, заявляя: "Неизменной миссией Министерства обороны является обеспечение боеспособных вооруженных сил, необходимых для сдерживания войны и защиты безопасности нашей нации". Но при этом нет никакого объяснения, как это должно быть достигнуто. Лучшее, что удалось найти, это двусмысленные рассуждения о том, что Соединенные Штаты будут сдерживать соперников, будучи "стратегически предсказуемыми, но оперативно непредсказуемыми", и каким-то образом «маневрируя [соперниками] в неблагоприятных позициях, срывая их усилия, исключая их возможности, расширяя наши собственные, и вынуждая их вступать в конфликт в неблагоприятных условиях».

Похоже, что эти стратегические документы разделяют общее предположение, что все политические лидеры понимают и оценивают разрушения, связанные с современной всеобщей войной, и поэтому сдерживание не требует никаких тяжелых усилий ни в интеллектуальном плане в форме стратегии, ни в отношении военных возможностей. Правда, однако, заключается в том, что условия, обеспечивающие эффективные стратегии сдерживания, меняются, причем таким образом, что это подрывает их эффективность. Появление зрелого режима высокоточного оружия и зарождающаяся военная революция, распространение все более разрушительных возможностей среди малых держав и даже негосударственных образований - "демократизация разрушения" - и относительно недавние достижения в области когнитивных и социальных наук делают разработку и реализацию стратегий сдерживания все более трудным предложением.

Остальная часть этой главы посвящена обзору этих тенденций и их последствий для стратегий сдерживания, поскольку они относятся к всеобщей войне. Хотя