Ко дню весеннего равноденствия Фаргал ощутил себя достаточно сильным, чтобы учинить набег на усадьбу благородного Ар-Шалага, некогда служившего начальником стражи в Нурте и слывшего человеком богатым.

Налет не удался. Усадьба оказалась хорошо укрепленной, Ар-Шалаг затворился и, хотя и имел собственных стражников числом двадцать пять копий, сидел сиднем и глядел из-за стены, как банда потрошит его арендаторов и грузит на повозки кувшины с вином и оливковым маслом. Тогда-то у Фаргала вышел первый серьезный конфликт с собственными людьми.

Один из разбойников, здоровенный парень из столичных воров по кличке Цепень, прихватил с собой девчонку…

Фаргал, храня верность богине, женщинами не интересовался, но когда его люди распутничали – не возражал. Тем более что иные из девок совсем не прочь были понести от лихого человека. Разбойников, которые не попадаются страже, маленькие люди Карнагрии уважают. Приятно видеть, как лебезит и потеет от страха всесильный управляющий. А уж как приятно рабу поглядеть на хозяина, которого учат плетью!

Жаль, конечно, если при этом сожгут твою хижину и попользуют жену. Но хижину отстроить недолго, а от жены не убудет, глядишь, понравится бандиту, так и монетку подарит.

Все это Фаргал видел – и презирал. Но ведь и на его родине – то же самое. А кому не нравится, тот своих на поругание не отдаст. И в Эгерине разбойников хватает, а иной Владыка сам хуже разбойника. Но дед Тарто жену свою именно у Владыки отнял. Глаза лишился, но Нифру добыл. А попробуй кто тронуть Мили! Да Большой в ярости дюжину искрошит! Уж цирковые-то, родичи приемные, зубы обломали бы всей Фаргаловой банде. Без Фаргала, конечно. Разбойник – как волк. Он и на домашнего ленивого быка разве что с большой голодухи кинется. А не то подожмет хвост и отправится кого помягче искать.

Но Фаргалу разбойничать нравилось. Главное, никто не указывал ему, что делать, никто не говорил – нельзя! Выедет Фаргал на дорогу. Один. Положит обнаженный меч коню на холку и крикнет:

– Я – Большой Нож! Кто хочет умереть, берите пики, кто хочет жить – сесть на обочину!

А из леса стрелы – ф-ф-р-р, ф-ф-р-р! И не поймешь, сколько их там, на деревьях.

И бредут покорно караванщики к обочине, и садятся на травку. Сам Большой Нож пожаловал!

Две неполные луны бродили по дорогам Карн-Апаласара люди, наученные Мормадом. Бродили и рассказывали, какой он страшный разбойник, Большой Нож. Две неполные луны – и пошла лихая слава. А как пошла – уже не остановишь. Остается только дивиться ограбленным, что ростом великий разбойник не под самые облака, а всего лишь пяти локтей. А потом пошли и иные слухи, дескать, не простой человек – разбойник Большой Нож, а изгнанный сын Императора Эгерина, вроде Шаркара-Победителя. Больно уж он благороден для разбойника: купцов не пытает, к деньгам равнодушен, а для своих подначальных – равно Ашшур.

В последнем слухи несколько преувеличивали. И история, случившаяся после налета на имение Ар-Шалага,– тому доказательство.

Ехали из усадьбы Ар-Шалага отяжелевшие, как обожравшийся тигр. Но почти все полагали, что остались в проигрыше. Многие из людей Фаргала, когда они с Мормадом наметили этот налет, ворчали. Боялись – не вернутся. Атаману – слава, а им – стрела в брюхо. Штурмовать укрепленное место – не купчишек трясти. Да и не какой-нибудь десятник Ар-Шалаг. Начальник стражи Нурты! И какой был начальник! А кто такой Фаргал? Удачливый мальчишка!

Но говорили об этом только меж собой, шепотом. Боялись эгерини. А пуще – Мормада. Подумать только, пяток лет назад дружок Фаргала на побегушках был у половины нынешних лесных братьев. Там, в Нурте. А нынче чуть что – за кинжал. Или за меч. Навострился в последнее время клинком махать – с эгерини каждый день не по одному часу мечами звенят. Большой Нож, тот и к деньгам равнодушен, и к людям своим, эгерини плевать, что о нем за глаза говорят или если кто монетку-другую припрячет. А Мормад – чистый зверь. Вон Горевестника намедни едва не прирезал за паршивый золотой. Атаман спас, сказал: не надо. И то – Мормад глядел, как кошка, у которой птичку из-под носа вытащили.

У Горевестника, на что тертый мужик, полдня глаз дергался.

Мормад ехал впереди, бок о бок с атаманом. За минувшие три месяца он вырос и раздался в плечах. Что делает с горожанином, да еще привыкшим промышлять по ночам, полный сезон лесной жизни! Лицо его тоже изменилось. Над верхней губой темнела полоска усов, волосы отпустил, подражая Фаргалу, и улыбаться научился в гневе так же, как эгерини, сужая глаза и раздувая ноздри. Но если у Фаргала улыбка выходила по-львиному грозной, то у Мормада – из-за острых зубов и костлявого лица – чисто волчий оскал. Что он, что Фаргал – как два лезвия меча. Железные парни, забудешь, что почти мальчишки. Впрочем, кто побывал в ручонках палача Владыки, у того юность кончилась. Довольно только взглянуть на спину эгерини или ступни Мормада, чтоб понять, каково им пришлось. Однако к палачу угодить может каждый, а вот прикончить его и сбежать – пожалуй, только колдун. Не говоря уже о том, чтобы прирезать всесильного Владыку.

Еще и поэтому эгерини побаивались и сторонились. Слыхали краем: у себя на родине он то ли жрецом был, то ли прорицателем, в общем, не чуждым волшебству. А колдун, он как: глянет недобро – и рука отсохнет.

Ехали медленно, позади хвостом тащились нагруженные вином и маслом возы, а лесная дорога – не проезжий тракт. Нервничали: Ар-Шалаг небось уже послал вестника в ближний город, и там спешно готовят погоню. А до цели еще миль тридцать: атаман вел не прямо, а криво, обходя обжитые области. К ночи рассчитывали выйти в укромную бухточку на берегу Карна, где ждало судно с доверенным капитаном. До ночи должны успеть. Но можно и не доехать. От обоза след – слепой увидит. Вся надежда на атаманову удачу.

– Надо было мне взять полдюжины ребят и остаться,– сказал Мормад.– Покараулил бы до ночи, а там, может, и погоню бы со следа сбил.

– Охой,– отозвался Фаргал.– Думаешь, Ар-Шалаг не увидел бы, что мы ушли? А увидел бы – что бы ты сделал со своей полудюжиной? Не бойся, он не сразу вылезет. Осторожный, засады побоится. Это раз. А потом, откуда ты знаешь, что старый леопард не ухитрился еще раньше послать вестника?

Как ни дорого было время, а пришлось сделать привал. Лошадям нужен отдых.

Вот тут-то, на большой поляне-вырубке, заросшей мягкой сочной травой и окруженной кустами ежевики, все и произошло.

Кто-то из разбойников ухитрился, несмотря на строгий запрет, стянуть бочонок с молодым вином, и, пока остальные разбивали лагерь, распрягали лошадей и жарили на вертелах свежую телятину, шестеро нурташцев, спрятавшись в кустах, высосали этот самый бочонок. И решили поразвлечься. Поэтому упомянутый выше Цепень отправился к одному из возов, где лежала, связанная, крестьянская девочка, и поволок ее в кусты.

Фаргал этого не видел, потому что расставлял караулы. Зато он услышал пронзительный, почти звериный вопль – и волосы у него на затылке зашевелились. Впервые за много дней он ощутил присутствие богини.