Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очередью из ПКМ расчистили участок на баке, рискуя задеть кого-то из остатков португальской команды. Потом, прикрывая друг друга короткими очередями, абордажники перебрались на нос, потеряв лишь одного матроса, и укрылись за фок-мачтой и наваленными вокруг нее бочками и ящиками.
Разбойничий сброд оказался меж двух огней: с кормы слабо огрызались морпехи, бак занял французский отряд.
Де Брюэль ни разу не был в ближнем бою во время походов на «Миссури» и на «Энола Гей», но набрался опыта в рукопашной еще на фрегате. Там основным оружием была сабля, реже — кремневый пистолет. Сейчас, слава Единому, в руках матросов автоматическое оружие. Разбив их на две группы, он скомандовал:
— Со мной идут по левому борту, с Мартинесом по правому. Начинаем мы, вы через секунду. Помните, чтобы ударить саблей, нужен всего один миг. Не дайте его врагам. Мартинес и Жозеф — атака снизу. Раз, два, три, за Францию!
Капитан прыгнул из-за мачты, одновременно старшина Жозеф бросился вдоль борта, падая на бок и поливая врагов из пистолета-пулемета. Де Брюэль со шпагой в левой и револьвером в правой руке вылетел лицом к лицу с отвратительным субъектом, которому выстрелил прямо в грудь. Если б не шпага и большая практика, наверняка бы погиб, так как пират успел с силой ткнуть тесаком. Голой рукой такую железку не отвести.
Мартинес повторил нижний бросок Жозефа, и с правого борта тоже побежали вперед, опустошив магазины только у квартердека. Капитан пересчитал своих. Двое погибли от ударов сабли, одного скосила очередь своих с противоположного борта. Придется выяснять, случайность или разборки в экипаже. Ну, и ранения, не без этого.
— Эй, на юте, все живы?
— Один погиб, да патронов осталось по пять на каждого.
— Спускайтесь, пойдем прочесывать трюм.
В трюме нашелся лишь один незадачливый грабитель, решивший не вылезать во время сшибки на палубе, он получил свое на месте.
На барке осталось в строю всего девять человек экипажа, капитан погиб. Де Брюэль остановил конвой, к португальцам добавили французов, чтобы довести судно до Канар, где в порту Тенерифе можно добрать команду.
В гавани Ла Лагуна осмотрели борт «Новака», в который пришелся удар шлюпа. Небольшие продольные вмятины и содранная краска, другого ущерба не нашли. Раджив научил сварщиков на верфях делать качественные корпуса.
Капитан самого крупного в караване ост-индского судна, естественно, английского, пригласил всех джентльменов к себе. Сэр Джон Линдсей, вероятно, планировал вечеринку с попойкой среди коллег, но де Брюэль основательно испортил вечер.
— Давайте подумаем, господа, почему пираты подобрались к замыкающим португальским баркам на триста метров, и только тогда вы забили тревогу.
— Признаю, непорядок. Клянусь честью, я выясню и накажу того, кто стоял на вахте.
— И все? Вам двоим вручили переговорные горошины, доверили наблюдение за задним сектором океана. Я говорил с морпехами. Ни на вашем барке, ни у вашего покойного соотечественника назад не смотрел никто. Пиратов засекли раньше броска первых абордажных крючьев лишь по счастливой случайности. У меня погибло четыре человека, это подготовленные матросы, их в первом попавшемся порту не нанять. Корпус получил сильный удар, не факт, что в походе не откроется течь. Если бы вы спохватились, когда раббатские уроды были в километре, «Новак» расстрелял бы их без малейших трудов. Алвареш, ваш коллега заплатил жизнью за свой идиотизм. Почему вы еще живы?
Капитаны оцепенели. Де Брюэль вышел за рамки обычаев и законов. Можно требовать отстранения капитана, допустившего ошибку и гибель людей, но не его казни. Француз это тоже осознавал, но другого выхода не было, иначе вся затея с сопровождением конвоя обернется массовой гибелью.
— Джентльмены. Мы еще только в начале пути. Двое из вас проигнорировали приказ, один уже мертв. Возможны варианты. Первое, вы настаиваете на своем праве наплевательского отношения к дисциплине и безопасности. Чудесно, я ухожу в Брест, внесенные вашими компаниями деньги не возвращаются: вы первые нарушили договор. Второй вариант: мы соблюдаем договор, с португальской стороны снимаем неустойку и двигаемся дальше. Алвареш тоже, только на рее, как напоминание, что капитан — это не только отдельная каюта, но еще и ответственность. Я у себя на борту. Всем доброго вечера.
Де Брюэль поднялся, сделал шаг к двери, обернулся и добавил:
— Алвареш, сдай переговорное устройство, оно тебе больше не понадобится.
Португалец поднял было руку к уху, но, переглянувшись с коллегами, понял, что этим сам признает свое поражение. Заметив заминку, французский капитан вытащил револьвер, взвел курок и заявил:
— Переговорный артефакт — собственность адмиралтейства и не может находиться у того, кто больше не член конвоя. Отдашь сам, или я вышибу твои гнилые мозги и не побрезгую достать горошину из осколков черепа.
Алвареш еще раз оглянулся и, убедившись, что никто не хочет идти на выручку, достал горошину из уха и швырнул на стол со словами:
— Гореть тебе в аду, проклятый лягушатник.
Вернувшись на «Новак», капитан связался с Мохаммедом, рассказал о ситуации с «Санта Марией». Тот похвалил за жесткость и посоветовал умерить крутость с другими капитанами, заодно обещал продумать ситуацию с пиратской республикой.
Утром пискнуло переговорное, Линдсей пригласил француза на завтрак. В роскошной английской каюте стояли запахи, красноречиво свидетельствовавшие, во что вылилось вчерашнее производственное совещание. По праву хозяина английский капитан поднял бокал за преодоление противоречий и продолжение плавания. «Если начинать утро с чарки рома, я сопьюсь на благо укрепления капитанской дисциплины». — С этой мыслью де Брюэль опрокинул в себя огненную воду.
— Джентльмены, мы сознаем справедливость упреков со стороны нашего французского коллеги и, полагаю, готовы двигаться далее с ранее оговоренными условиями. Отдаю должное экипажу «Новака», победившему в абордажной схватке на «Санта Катарине» и отбившему нападение пиратов. Осталось утрясти разногласия с господином Алварешом.
— Это проще всего, — неожиданно согласился де Брюэль. — В конце концов, португальская компания не должна быть столь жестоко наказана за профессиональную непригодность своих капитанов. Тем более рядом есть добрые союзники, готовые подставить свое крепкое плечо. Разве не ради этого мы собрались делать общее дело?
Моряки одобрительно загудели, недоносок с «Санта Марии» расслабился, а зря.
— Сэр Джон, скажите, если Алвареш назовет вас, скажем, «проклятым англичашкой», вы стерпите унижение?
— Конечно же нет! — Слегка подогретый ромом английский дворянин даже подскочил. — Такое никому не сойдет с рук.
— Тогда вы поймете, почему нельзя оставить без последствий, что он обозвал меня «проклятым лягушатником». Честь, господа, дается один раз и теряется безвозвратно, если не дал отпор, когда ее втаптывают в грязь. Выходи. Теперь это личное.