– И не столь богата, – уточнил Вишневецкий.

– А зачем нужна была катастрофа судна? – пробормотал босс.

– Они достали меня. Они достали… все! Но взрыв был запланирован заранее. Вы же знаете, мне удалось взять на борт «Скрябина» лодку и движок к ней. До каких пор мне терпеть эти издевательства? У меня не выдержали нервы! – выкрикнул Вишневецкий. – Мать направлялась в Барселону, чтобы встретиться с Платовым, но я предпочел решить конфликт иначе. Мать сама сильно испугалась при том взрыве на «Скрябине»… она и подумать не могла, что его устроил я. Потом – подсказали. А вот вы зря влезли в это дело, устроили разгром в нашем клубе. В чем провинились эти люди? Зачем им было портить жизнь, ведь она и так у них укорочена до предела.

Босс недоуменно взглянул на него.

– Вы что, Вишневецкий, окончательно свихнулись со своей системой? – возмутился он.

Вишневецкий посмотрел на босса каким-то беспомощным взглядом и вдруг схватил его за руку и потянул на себя.

– Поедем со мной! – выпалил он. – Вернемся в клуб, и я покажу тебе, зачем я делал все это… и как использовал мое рвение твой благодетель полковник Платов! Если ты не веришь моим словам, тогда…

– Да погоди ты, – отмахнулся Родион. – Не надо отрывать мне верхние конечности.

– Базу данных нужно уничтожить, – быстро сказал Вишневецкий. – Полковник не сказал, на чем основан принцип действия системы. Я тоже не буду подробно объяснять, скажу лишь, что я изобрел качественно новую обработку инфразвуков, а это краеугольный камень системы. Инфразвуки воздействуют на подкорковые центры страха и мало-помалу совершенно меняют сознание. Есть и другие факторы, система основана далеко не на одних инфразвуках, но… через два года постоянного слушания такой системы человек сойдет с ума. Это как LSD, только акустический вариант – и с куда более разнообразным спектром действия. Вот что хотел установить по всему миру полковник. Одна огромная психушка – вот что вышло бы из его проектов.

– Но как же вы можете осуждать его, если работали над системой вместе с ним? – спросила я.

– Да, для чего работал я? – почти торжественно произнес Вишневецкий. – Для чего работал я, вы хотя бы поинтересовались этим, вот вы, господин Шульгин!

Босс посмотрел на него в упор:

– И для чего же?

Вишневецкий засмеялся со счастливо идиотским выражением лица.

– А вот для них, тех, которых вы видели в «Бездне»! Людей, доживающих последние свои дни на этой земле. Ведь планета для них уже остывает, уже догорают последние закаты. Они все больны неизлечимыми заболеваниями в тяжелой стадии. Неужели вы, человек с профессиональной наблюдательностью, не заметили этого? И карлик, и Винс, и все те, кто был в нижнем зале. Не буду называть диагнозов. Я тоже болен, это наследственное, и мне осталось максимум три года. Вот такая, простите, романтика. Плата за гениальность, что называется. А те, кого вы видели… Это сделано на деньги матери и ее фирмы. Они пытаются сжечь остаток своей жизни в оргиях, я же хотел продлить им жизнь, заменить наркоту, которой они глушат себя, музыкой, меняющей сознание и плавно, без страданий, выносящей из этой жизни. Помогая им, я помогаю себе… неужели вы не видите?.. Я продолжил работу над системой по ее заказу, Петр Дмитриевич ничего не знал об этом. А потом он сделал мне предложение, от которого нельзя было отказаться, и я уехал из России. Бежал, и теперь мне нельзя вернуться, да и… зачем?

Вишневецкий посмотрел на нас безумными глазами и тихо сказал:

– Я не хотел убивать Протасова. Но так вышло… либо они, либо я. Если бы теплоход пришел тогда в Барселону, это был бы конец всему. Мне – в первую очередь. Впрочем, чего это я… ненадолго мне удалось оттянуть конец. Только не думайте, пожалуйста, что я какой-нибудь свихнувшийся маньяк… нет, все это не так. Я пытался, я боролся…

Откровенно говоря, после этих слов у меня на глазах выступили слезы. Валентина, хлюпая носом, ушла в ванную, и я услышала шум включенной воды. Она всегда была очень сентиментальной, моя подруга Валя…

Босс проговорил:

– Григорий, я должен сказать вам, что у вас не все так плохо. Вы можете передать информацию о проекте в НИИ, где она была изначально. Ведь до тех пор, пока база у частных лиц, Платов от вас не отстанет.

– Передать? Легко сказать.

– Легко сказать – легко и сделать. Дело в том, что вся эта история с проектом «Не верю» и этой чудо-системой «Станиславский» взята на контроль в ФСБ. И нам с Марией было поручено вернуть информацию, желательно вместе с вами, на родину. Мы это сделали. Генерал ФСБ Азарх, который поручил мне это дело, будет ждать нас в Москве. Я позвоню ему и уведомлю, что завтра мы сможем с ним встретиться уже в столице. Вы можете отказаться. Но думаю, что вам лучше лететь с нами. Хотя бы из соображений безопасности. С генералом Азархом и решим, как вам лучше помочь. Ну? Как вам?

Вишневецкий помолчал, а потом тихо ответил:

– Я согласен.

* * *

Самолет прилетал в Москву ранним утром, а Родион предварительным звонком из Петербурга уведомил генерала Азарха, что дело сделано и мы готовы встретиться с ним во второй половине дня.

Генерал поблагодарил Родиона Потаповича за отличную работу. Впрочем, босс с присущей ему тягой к справедливости заявил, что большая часть работы сделана его ассистенткой, то есть мной, Марией.

В качестве места встречи генерал избрал не свой рабочий кабинет, как ожидал Родион, а квартиру. Он продиктовал адрес, сказал, что квартира принадлежит важному оперативному работнику и сотруднику того самого НИИ. Был выбран вечерний час: двадцать один ноль-ноль – девять вечера.

Все это Родион изложил нам в самолете Санкт-Петербург – Москва, билеты на который были заказаны прямо из номера.

Во время перелета и все первые часы в Москве, сидя в кабинете Родиона, Вишневецкий был мрачен и подавлен. Он два раза звонил своей матери в Петербург и время от времени извинялся перед нами, что много наговаривает по межгороду. Его что-то мучило. Когда наконец я спросила его об этом напрямую, он коротко ответил:

– У меня хорошая интуиция. Она редко меня подводит.

– Ну и что?

– Она мне подсказывает, что сегодня что-то произойдет. Что-то недоброе.

– Вы устали, подавлены. Плохо себя чувствуете, наконец. Выпейте лучше коньяку. У босса прекрасный выбор коньяков, это его слабость. В разумных пределах, разумеется.

Вишневецкий вежливо отказался.

Наконец настало время выезда. Мы сели в машину втроем, без Валентины. Она настаивала на том, чтобы мы ее взяли с собой, ведь она принимала более чем активное участие во всех событиях. Но это было ее личное мнение, мнение стороны, оставшейся в меньшинстве, а им решено было пренебречь.

Генерал оказался в квартире один. Перед ним стоял графин с лимонной водой, и Азарх время от времени с каменным лицом наливал в стакан воду и выпивал с таким видом, словно пьет нечто чрезвычайно крепкое и ядреное. Поздоровавшись с нами, он снял трубку, набрал номер и произнес: