Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не помешаю? — спросила Лариса.
— Никоим образом, вопросов-то мало.
В квартире тихо, не работают ни телевизор, ни радио — траур. Дети деликатно разошлись по своим комнатам. Патимат пристроилась на диване, Турецкий напротив нее на стуле. Лариса сидела в кресле — длинноногая, в темно-вишневом костюме, эффектно освещенная боковым светом торшера.
— Скажите, Патимат, почему охранник не зашел в квартиру?
— Я и предложила Зауру пригласить его. Он сказал, что тот пока хочет покурить на лестнице.
— Бросается в глаза, что в вашем подъезде довольно чисто. Значит, есть уборщица. Как часто она убирает?
— Наверное, каждый день. Во всяком случае, у нас всегда чисто. Правда, сейчас она весь июнь в отпуске.
— Ее кто-нибудь заменяет?
— Сами жильцы по очереди подметают на своих этажах. Это так легко, тут никто не сорит. Поэтому достаточно раз в неделю пройтись с веничком.
— Раз в неделю по каким дням?
— Обычно в конце недели, в районе выходных. Я в этот раз подметала в понедельник, поскольку в воскресенье мы были на даче.
— В понедельник утром?
— Да.
— Скажите, Патимат, у вас принято курить в подъезде? Вот в нашем доме, например, многие не курят в квартире, а смолят на лестничной площадке.
Патимат уже догадалась, куда клонит следователь, поэтому ответила подробно:
— На нашем этаже и на двух соседних, четвертом и шестом, курит только один человек. В двенадцатой квартире живет следователь прокуратуры, так это его зять. У них маленький ребенок, поэтому он выходит, чтобы не дымить там. Он приспособил себе под пепельницу обычную консервную банку, прикрепил ее к перилам.
— Эту баночку тоже кто-то опорожняет.
— Тот, кто убирает, или он сам. Но они все сейчас живут на даче, пепельница была чистая, я ее и не трогала.
— Спасибо, картина ясная. Можно, я посмотрю на все своими глазами?
Где будет стоять и курить человек, если он поджидает кого-то из четырнадцатой квартиры? Либо возле мусоропровода, либо воспользуется самодельной пепельницей, висящей справа от лифта, на металлической перемычке под перилами. Блестящая банка сразу бросается в глаза. Окурков в ней нет, да и пепла тоже. Возможно, курильщик бросил окурок в мусоропровод, но уж пепел-то наверняка стряхивал в лучшем случае в банку, в худшем на пол.
Надев очки, Турецкий внимательно осмотрел желтую кафельную плитку возле мусоропровода, все ступеньки, площадку перед четырнадцатой квартирой. Никакого пепла нет и в помине. Нервничающий Базоркин в ожидании жертвы обязательно закурил бы. Значит, приходил Аштреков, и слова его не более чем примитивная отговорка. Не хотел, чтобы его видели в квартире.
Побриться и принять душ после интенсивной дневной беготни по жаркому городу было подлинным наслаждением. Утром брился своей электробритвой, но сейчас щетина уже давала о себе знать. Поэтому он воспользовался Зауровым «жилеттом», вещью, которую друг держал в руках.
Турецкому показалось, что он слишком растянул удовольствие… На самом деле его пребывание в ванной заняло около двадцати минут. Теперь главное с такой же жадностью не наброситься на еду. Голоден он чертовски — целый день пробавлялся случайными кофе и печеньем.
За ужином Александр Борисович рассказывал о студенческих годах Заура. Ему было приятно вспоминать, остальным — слушать.
Убедившись в том, что телефон зарядился, Турецкий отключил аппарат от сети. Взглянув на часы, Лариса сказала:
— Мне пора идти.
— Я тоже пойду, — сказал Александр Борисович. — Уже поздно. Вам нужно отдыхать.
— Сколько вы еще пробудете в Назрани? — спросила Патимат.
— Наверное, завтра улечу. В крайнем случае — в пятницу.
— Если будет время, зайдите перед отъездом.
— Постараюсь. А уж если у вас что-нибудь одолжу, то, чтобы вернуть, зайду обязательно.
— Можете взять любую вещь насовсем.
— Беру холодильник. А если серьезно — мне нужна какая-нибудь книжка про ислам, про Коран. Завтра придется беседовать с одним человеком, который склонен бравировать знанием Корана. К стыду своему, я имею об этом слишком общее представление. Хотелось бы узнать побольше.
У Бритаевых была обширная литература про ислам, и Александр Борисович выбрал одну брошюру.
На улицах царила душная темная ночь. Лариса сказала:
— Своими вопросами про курящего вы провели показательное выступление.
— Неужели это так выглядело со стороны?
— Мне было очень интересно наблюдать. Не по фильмам, а воочию познакомиться с приемами следователя.
— Случаются дела и позаковыристей.
— Например?
Александр Борисович рассказал про один старый случай из своей практики, когда у известной киноактрисы, получившей за границей крупную денежную премию, украли любимого кота и требовали за него выкуп. Тогда по книжке стихов с дарственной надписью удалось найти поэта, который дал решающие свидетельские показания.
На одной из заросших акациями улиц женщина вдруг остановилась. Турецкий правильно понял значение остановки и крепко обнял Ларису. Ее ответный поцелуй был горяч и сладок, сердце у следователя заколотилось с частотой отбойного молотка. Он посмотрел в очаровательные глаза спутницы.
— Я иду на работу, — едва заметно улыбнулась она.
— Не домой? — Турецкий не пытался скрыть своего разочарования.
— У меня ночное дежурство, — засмеялась Лариса и крепко обняла его, прошептав: — Если бы домой, мы с вами точно расстались бы. А в гостинице можем увидеться. Для вас там будет приготовлен номер.
Турецкий воспрял духом.
— Вы не боитесь поздно ходить одна?
— Сегодня или вообще?
— И вообще, и сегодня в частности.
— Сегодня я надеялась, что вы меня проводите и в случае чего защитите. Но что-то я не почувствовала у вас под мышкой кобуры с пистолетом.
— Ее там нет.
— Неужели вы такой супермен, что гоняетесь за преступниками с голыми руками?
В ответ Турецкий рассказал о своем первом дне работы в Мосгорпрокуратуре. Попал туда по распределению после окончания юрфака, пришел представиться начальнику отдела. Поговорив с ним, тот открыл стоявший в кабинете несгораемый шкаф и достал оттуда пистолет. «Вот это твое табельное оружие, — сказал он. У молодого сотрудника загорелись глаза, а начальник убрал пистолет обратно в шкаф. — Без ствола спокойней, дружок. Не ровен час, выстрелит, потом хлопот не оберешься: Пусть уж лучше полежит здесь».
— В Назрани всегда было спокойно. Я вовсе не задумывалась об опасности. Хотя из-за своего режима мне приходилось и поздно уходить на работу, и поздно возвращаться домой.