Однако сам процесс ратификации был весьма спорным, а его исход - весьма неопределенным. Утверждая, что только сильное центральное правительство может предотвратить сползание отдельных штатов в колониальную зависимость, федералисты обвиняли антифедералистов в тайном желании воссоединения с Великобританией. Учитывая, что многие из наиболее видных антифедералистов посвятили свою жизнь и состояние американскому делу во время революции, доказательства, подтверждающие это обвинение, были очень слабыми. Более того, многие антифедералисты считали, что их противники замышляют навязать американскому народу деспотическое правительство, аналогичное тому, что пытались сделать британская корона и парламент во время колониального кризиса. Однако это не мешало антифедералистам ссылаться на британские принципы управления, когда они казались им полезными. Отмечая, что Палата лордов не может вносить поправки в законопроекты об ассигнованиях, принятые Палатой общин, они спрашивали федералистов, почему предлагаемый американский Сенат не имеет таких же ограничений. Эта критика была продиктована прежде всего враждебностью к избранному Сенату, против которого выгодно отличались прямые выборы в Палату представителей.

Будучи противником ратификации, Патрик Генри выразил презрение к сенату - органу, на который формально возложена обязанность консультировать президента, отметив, что сенаторы не могут быть подвергнуты импичменту, если они были подкуплены или подверглись иному неправомерному влиянию в ходе исполнения своих обязанностей. Если же они совершат "что-либо, наносящее ущерб чести или интересам своей страны... они должны судить самих себя" - совершенно неприемлемое положение, которого парламент избежал, сделав министров подлежащими импичменту. Генри также утверждал, что Конституция содержит "ужасный уклон... в сторону монархии" и поэтому легко превратится в королевскую власть, когда "президент поработит Америку". С другой стороны, он также считал, что британская система была гораздо лучше в отношении реальных сдержек и противовесов между несколькими ветвями власти Разбираясь в различных последствиях всех этих параллелей с британским опытом, можно вскружить голову.

В Филадельфии многие федералисты, пытаясь укрепить власть президента, опирались на прерогативы британского короля. Впоследствии, столкнувшись с критикой антифедералистов по поводу того, что исполнительная власть может быть слишком могущественной, они стали подчеркивать, что президент в действительности будет гораздо слабее короля в вопросах объявления войны, заключения международных договоров, назначения на государственные должности, создания армии и флота. Они также отметили, что король служит пожизненно, в то время как президентский срок составляет всего четыре года. Наконец, они превратили всенародное избрание Палаты представителей, которое в Филадельфии лишь с неохотой признали политической необходимостью, в достоинство, утверждая, что британская Палата общин, менее демократичная, чем предлагаемая Палата представителей, все же оказалась более чем подходящей для короля-изгоя.

По сути, делегаты превратили прагматическую необходимость в теоретический актив, подчеркнув, что прямые выборы членов новой Палаты представителей обещали проверить и сбалансировать любые полномочия, которые могли бы достаться президенту в результате практической деятельности.

Конечно, многие из этих аргументов оппортунистически скрывали истинные мотивы, страхи и опасения как федералистов, так и антифедералистов. Но, тем не менее, они были показательны, поскольку опирались на опыт американцев, имевших единственное национальное правительство, которое они когда-либо знали. Этот опыт, с одной стороны, был кладезем примеров, прецедентов и анекдотических свидетельств, на которые могли опираться обе стороны в дебатах о ратификации; он стал общей рамкой, через которую они воспринимали политические возможности. Ни одна из сторон не могла обойтись ни без этого хранилища, ни без этой рамки, поскольку просто не могла мыслить иначе. Но - и это принципиально важно - они присвоили себе не только хранилище и рамку, но и права англичан, которые они, ни случайно, ни намеренно, инстанцировали вместе с формами своей политической практики. Эти права были настолько знакомы, что они на бесшумных кошачьих лапах пробрались в Конституцию и американскую политическую практику, когда никто не обращал на них особого внимания. А те, которые не рыскали так бесшумно, были почти сразу же добавлены в Конституцию в виде Билля о правах.

Конгресс направил Конституцию в штаты 28 сентября 1787 г. Ожидалось, что только шесть штатов (Коннектикут, Делавэр, Джорджия, Мэриленд, Нью-Джерси и Пенсильвания) легко одобрят новую конституцию. И действительно, эти шесть штатов стали одними из первых семи (Массачусетс был седьмым). Последним штатом, ратифицировавшим Конституцию, стал Род-Айленд, который также был единственным штатом, не приславшим делегатов на Филадельфийский конвент. Федералисты презирали Род-Айленд за это и по многим другим причинам. Чарльз Пинкни из Южной Каролины, например, осуждал его правительство за то, что оно угнетает "народ самыми позорными законами, которые когда-либо позорили цивилизованную нацию". Под этим он подразумевал, что народное правление ставило под угрозу права собственности, в частности, печатанием бумажных денег и законами, благоприятствующими должникам. Во время конвента, на котором Пенсильвания рассматривала вопрос о ратификации Конституции, Джеймс Вильсон спросил одного из своих оппонентов из числа антифедералистов хочет ли он рисковать "значительной частью своего состояния" в суде Род-Айленда, где исход дела будет решать суд присяжных.

Федералисты были не единственными критиками. Меланктон Смит, один из ведущих делегатов-антифедералистов на ратификационном съезде в Нью-Йорке, также осуждал Род-Айленд: "[Он] заслуживает осуждения. Если бы в мире существовал хотя бы один пример политической развращенности, то это была бы она. И ни одна нация никогда не заслуживала и не страдала от более подлинного позора, чем тот, который наложила на ее характер нечестивая администрация". Когда осенью 1787 г. Род-Айленд отклонил призыв Конгресса созвать ратификационный съезд, один коммерсант из Филадельфии написал, что "несчастный заблуждающийся штат все еще добавляет бесчестье к бесчестью". Другой федералист из Пенсильвании утверждал, что отказ Род-Айленда от принятия Конституции послужит "более веским доказательством превосходства документа", чем "лучшие доводы мудрейших политиков", выступавших за ратификацию; отказ штата убедит "многих достойных людей" "теперь присоединиться к Конституции", чтобы не быть связанными "с людьми, которые в течение многих лет позорили человеческую природу". Когда в феврале 1788 г. законодательное собрание штата собралось вновь, местная газета Newport Herald призвала его воспользоваться возможностью и созвать ратификационный съезд, а не "упорствовать в своем упрямстве и не становиться объектом насмешек". Но законодательное собрание снова отказалось; в третий раз оно отказалось осенью 1788 года. В течение 1789 г. законодательное собрание отклоняло призывы к проведению ратификационного съезда еще четыре раза. К тому времени федералисты в Ньюпорте и Провиденсе открыто обсуждали вопрос о выходе из состава штата. Ссылаясь на отказ Род-Айленда ратифицировать Конституцию уже после того, как федеральное правительство начало действовать, Джордж Вашингтон писал, что не сомневался бы в том, что штат в конце концов присоединился бы к союзу, "если бы большинство этого народа не распрощалось с давних пор со всеми принципами чести, здравого смысла и честности".

К сентябрю 1789 г. новый Конгресс