– Я приглашаю тебя, – не своим голосом, что в очередной раз доказывало, что я наступаю себе на горло, наконец произнесла я.

– Это будет здорово, – продолжая врезаться в меня взглядом, хитро прищурился Дариан, сделав очередной глоток кипятка.

Я в который раз не могла с ним согласиться.

Скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене, я наблюдала за тем, как Хьюи, словно пятилетний ребёнок, опустошает автомат со сладостями. У меня с ним был уговор, что он не съест всё за раз и, кажется, он понимал, что ему столько нельзя, однако мне оставалось только надеяться на то, что он не доведёт себя этими сладостями до диатеза. Перед комой Хьюи не был таким сладкоежкой, сейчас же ему явно не хватало сахарозы.

– У Эсми замечательная дочь, – кивнув мне головой, чтобы я забрала все упавшие вниз автомата сладости, широко улыбнулся Хьюи.

Могло бы показаться странным, что он так легко отнёсся к своей повзрослевшей первой любви, к тому, что пока он спал, она успела выйти замуж, родить и стать матерью-одиночкой, но я не была удивлена его спокойствию, которое настораживало остальных. В Хьюи горел невероятный силы огонь детского любопытства, который заливал собой всё пространство вокруг него. В большинстве своём ему была интересна прошедшая мимо него жизнь и лишь иногда ему становилось обидно от того, что она оставила его позади общего забега жестокой эстафеты.

– Она показала мне её фотографии, – продолжал рассказывать мне Хьюи, медленно продвигаясь на костылях обратно в сторону палаты. – Бони очень красивая девочка. Знаешь, она копия Эсми, только подбородок у неё от Оскара… Представляешь, в три года она уже ходит на уроки вокала. Может быть певицей станет… Думаю, мы с ней поладим.

– Да уж, – ухмыльнулась я, – девочка будет без ума от твоего синтезатора.

– Пение… – задумчиво произнёс Хьюи, внезапно остановившись и зажмурившись.

– Мы ведь тоже ходили на вокал, помнишь? – непринуждённо начала я, поначалу не уловив задумчивости брата. – Были лучшим трио… Миссис Джонсон говорила, что за двадцать лет своей работы не слышала более красивых детских голосов…

– Ты ведь мне пела, – открыв глаза, вдруг резко оборвал меня Хьюи.

– Что? – насторожилась я.

– Песню о фениксе. Её раньше пела нам мама: “Осыплется пепел, сорвётся с небес; Чтоб феникс из пепла того вновь воскрес”… – Хьюи гулко сглотнул. – Когда ты поёшь, у тебя невероятно красивый голос… Спасибо, что спела её мне. Мне кажется, что с того момента и началось моё пробуждение… Я словно… Начал постепенно возвращаться в своё тело, стал его ощущать. Сначала кончики пальцев, потом конечности, затем и всю тяжесть этой оболочки, – Хьюи дотронулся правой рукой к грудной клетке, при этом прислонив правый костыль к бедру, и замер.

– Как жаль, что я не пела тебе раньше, – я аккуратно положила на левое плечо брата свою ладонь, стараясь не давить, чтобы не напрягать его лишним весом.

– Ты спела именно тогда, когда я был готов услышать твою песню, – задумчиво выдохнул он.

Я поверила Хьюи. Я вообще была склонна верить всему, что он говорил.

Айрис и Дэйл приняли обоюдное решение не венчаться. Вернее Дэйл не предложил, а Айрис втайне этому порадовалась – по крайней мере так она сказала Пандоре, которая, в очередной раз влив в себя пол-литра шампанского, рассказала мне “по секрету” мысли моей кузины по поводу её свадьбы. Помимо нежелания венчаться, у Айрис были и другие “странные” мысли относительно своего праздничного мероприятия. Например, она не пригласила никого из своих знакомых или друзей: только родственников, от которых, как я понимаю, ей просто не представлялось возможности избавиться в столь “знаменательный” для неё день. Дэйл же напротив пригласил едва ли не половину Лондона: родственников, друзей по школе, друзей по университету, коллег по работе, отдельно своего начальника вместе со всей его многочисленной семьёй, людей из фирмы, с которой его босс сотрудничает, троюродных братьев внучатых племянниц по отцовской линии (по материнской там вообще происходил полнейший хаос)… Всего сто двадцать персон и это без учёта нас, скромной “родственной” капли со стороны невесты. При этом, Айрис поддерживала Дэйла в его желании пригласить всех и вся – она буквально настаивала на каждом “лишнем” госте. Впрочем, она ведь ни копейки не положила на организацию столь пышной церемонии, все расходы от платья невесты до самой церемонии целиком принял на себя Дейл, взяв для этого в долг у своего старшего брата и сводной старшей сестры. Денег на эту свадьбу было потрачено столько, что даже на медовый месяц не осталось ни фунта и, похоже, ещё пару лет ни о каком медовом месяце не будет идти и речи, пока Дэйл не вылезет из долгов, в которые он с таким ярым фанатизмом сейчас влезал.

В общем, мероприятие обещало быть грандиозным, однако что-то, отдалённо напоминающее шестое чувство, заставляло меня жмуриться при мысле об этой свадьбе. Я пыталась найти повод не идти на неё, но никак не могла его найти.

В последний вечер перед свадьбой я пришла к Айрис, ночующей в моей бывшей детской спальне (она наотрез отказалась от девичника), и просто сказала ей, что хотела бы завтра провести день с Хьюи. Айрис резко подскочила, сев на край моей бывшей кровати, и, вцепившись в меня голодными глазами, сказала: “Ты должна прийти. Обещай, что придёшь”.

Не знаю, почему она так была заинтересована в моём присутствии, но я доверяла её искренности. В итоге мне пришлось пообещать ей, что я обязательно явлюсь на её праздник.

Пандора каким-то чудом всё ещё оставалась трезва, словно стёклышко, что, по-видимому, её немного напрягало, но при этом она уже успела перехватить в общем зале бокал шампанского, что я никак не смогла бы определить по её внешним характеристикам, если бы не увидела это собственными глазами пятнадцатью минутами ранее. Я лишь мимолётом заглянула в гримёрку невесты, до выхода которой оставалось каких-то десять минут. Облегающее кружевное платье на ней было не таким дорогим, каким казалось на первый взгляд, но меня привлекла не его красота, а бледность Айрис. Она выглядела так, словно поганками накануне отравилась. Пока Пандора допытывалась у неё, всё ли с ней впорядке, а Пени поправляла кружевную ленту у неё на голове, визажисты заканчивали последние штрихи. С минуту понаблюдав за этой нервной картиной, я ускользнула из гримёрки так же быстро, как и нырнула в неё. Попав в общий зал, я взяла в руки бокал шампанского и в два глотка осушила его почти весь. В этот момент моего правого предплечья кто-то коснулся и я интуитивно вздрогнула от неожиданности.

– Замечательно выглядишь, – улыбнулся ниоткуда возникший Риордан.

Он прекрасно выглядел в своём идеальном чёрном смокинге. Я же была в классических туфлях на среднем каблуке и кружевном персиковом платье, с рукавом до середины предплечий и юбкой-куполом до колен. У меня в гардеробе всего-то было три платья: кружевное персиковое до колена, которое я купила три года назад только из-за неприличной для него скидки и потому, что оно сидело на мне как влитое; классическое чёрное платье-футляр без рукавов с роскошным вырезом декольте – его я купила ради корпоратива на прежнем месте работы; и ярко-красное платье, подаренное мне на восемнадцатилетие Пандорой и когда-то надеваемое мной в те редкие периоды, когда я, отдохнув от одного своего бойфренда, была не прочь завести нового. Чёрное платье на подобное мероприятие надевать не хотелось, ярко-красное было слишком броским и не только из-за цвета, но и из-за короткой длины юбки, однако кружевное персиковое платье подходило идеально. Умеренный цвет и, что самое главное, отличная длина юбки и рукавов, которые отлично скрывали до сих пор не прошедшие синяки от моего столкновения с “дружками” Энтони.