Хочет…

Ева застонала, мельком оглядела свое обнаженное тело. Оно красиво светилось в лунном свете.

И тут все началось.

Мышцы выворачивало, внутренний зверь выбирался наружу — быстро, торопливо, жестко. Не жалея их общего тела, обращая его стремительно, как никогда. Ева хотела закусить губу не от боли, а от этих костоломных ощущений. Ведь боли при обращении она давно уже не испытывала. Это чувство было сильнее и страшнее боли. Но ее губы уже стали другими, уступая место упругой серебристой коже и огромным зубам.

Она упала на четвереньки, а потом…

Сначала ее тело приняло тот облик, что свойственен второй ипостаси. Мощные мускулистые, но грациозные лапы, когти на них — Ева видела, как все это появляется из ее нежной плоти. Зрение, слух и обоняние стали еще острее. Теперь она ощущала лес вокруг, как единый живой организм. В котором было много жизни, зверей больших и маленьких, на другом конце — заснула пара лесорубов.

А потом Ева начала расти. Вот это уже было приятное ощущение. Она помнила его хорошо. Ощущение, когда ты вдруг начинаешь увеличиваться, и твоя сила, твое могущество растут вместе с телом.

Впрочем, это не помогло ей, когда она убежала от Габера. Даже сложнее было прятаться…

Еще несколько секунд, и Ева смотрела на полянку с высоты. До ноздрей, расположенных на уровне половины высокого дерева, доносился аромат весенних цветов, растущих здесь.

А в сердце вдруг проснулась радость. Вторая ипостась расправилась и упоенно вдохнула, напитанный ароматами воздух. Переступила огромными лапами.

Вот она — настоящая жизнь! Жизнь без проблем и сомнений. Без ужасной необходимости выбирать между двумя принцами. Без опасности быть схваченной… Впрочем, нет, Ева знала, что если она останется в этой ипостаси, то ее поймают еще быстрее. Иначе ей не пришлось бы прятаться среди обычных людей.

Она глухо, но радостно, заревела и тут, услышала, как хрустнула веточка под ногой человека. Ветерок донес знакомый запах. Очень знакомый, просто раньше Ева не думала о том, как пахнет Грайнор…

А пах он просто восхитительно! Мужественно и как-то… умно. Даже нотки пота не омрачали этот чуть-терпкий аромат. Его не хотелось съесть или сжечь. Хотелось вдыхать запах дальше.

«Проклятье! Упрямый любопытный принц», — подумала Ева. Но не могла сдержать внутренней улыбки.

Конечно, он подглядывал. Оставалось надеяться, что пришел, когда она уже обращалась, а не когда стояла обнаженная в лунном свете.

Ева изогнула длинную гибкую шею и склонила голову к кустам в сторону принца. Нужно припугнуть его, чтобы убрался.

Но в этот момент он вышел на свет, видимо, сообразив, что она его заметила.

В лице Грайнора не было страха. Только восхищение.

Но тут он заговорил, и в голове прозвучала осторожность.

— Спокойно, Ева. Ты ведь Ева в любой ипостаси… Я знаю. Ты не тронешь человека. Ты… ты прекрасна, моя драконица. И мне не важно, что у тебя нет крыльев и магии. Это неважно. Я никогда не видел ничего прекраснее. И я не боюсь тебя.

Он протянул руку и… легко, очень осторожно коснулся ее головы в области ноздрей. Тихонько погладил.

Ева не отдернула голову. Не зарычала на него. Не могла, хоть ей и следовало прогнать его. Кто знает все же… что взбредет ей в голову в этой ипостаси. Ева знала, что порой, будучи драконицей, она меняется по характеру. Становится более уверенной в себе и несколько свирепой, ее легче вывести из себя.

Но прикосновение было очень легким и очень приятным. Хотелось не рычать, а мурлыкать, как кошка. Прежде в этом теле ее касались лишь отец и Габер. Отец — просто ласково. А Габер… Прикосновения Габера были противны Еве в любой ипостаси.

А от касания Грайнора — невесомого для Евы — словно бы волны пробегали по всем нервам. Легкие, сладкие, упоительные.

— У тебя такая серебристая кожа… Такой красивый гребень… Ты такая сильная, но грациозная, — продолжил мягким голосом Грайнор. А Еве стало смешно. Он говорил с ней, как с ребенком или с животным, которое нужно приручить. Это понятно, поэтому не обидно. Но Грайнор, как всегда, умудрялся рассмешить ее.

Он продолжил гладить ее голову, потом …

Проклятье! Нужно было все же рыкнуть на него! Клацнуть зубами у него перед носом! Упрямый, вредный принц! Без головы — ведь ни один человек в здравом уме не сделает подобного. Даже Габер не пытался…

— Для меня ты прекраснее всех в любой ипостаси, — закончил Грайнор и ухватился руками за ее лапу — явно чтобы залезть ей на спину.

«Я тебя укушу… Тьфу! Пристукну!» — подумала Ева.

Но не сбрасывать же эту вредную букашку, вдруг еще что-нибудь сломает!

Бормиасу не спалось. С одной стороны, поцелуй взбудоражил кровь. Ведь он так давно не целовал женщину по-настоящему! Тем более — любимую женщину.

Почти не помнил этих упоительных ощущений. Теперь же, когда он окунулся в это озеро на несколько минут, было мучительно выныривать.

К тому же мужское естество просило продолжения. Ему нужна была Ева. Прямо сейчас! Продолжать до бесконечности… Упасть до самого дна этого озера!

Как наваждение!

Перед глазами стоял ее образ. Нежная, хрупкая, с трогательной чуть косой улыбкой… Губы у нее были скорее тонкие, чем чувственно-пухлые. Но этот маленький рот хотелось целовать и целовать. Ощущение сладкой близости ее тонкой фигуры так и держалось в теле.

В душе. В сердце.

Ему не хотелось отпускать ее ни на секунду. И собственное одиночество сейчас казалось противоестественным.

Бормиас с улыбкой думал, что здесь, на курорте, щеки Евы порозовели. Она выглядела почти цветущей. И принц был странно горд, что в какой-то степени это произошло благодаря ему. Ведь он привез ее сюда, защитил и позаботился.

Но была и другая сторона медали, почему Бормиас не мог заснуть. Его не оставляла одна мысль… И одно неприятное странное чувство.

Этакая заноза в груди, мешавшая вспоминать сладкий поцелуй Евы и предвкушать их грядущую совместную жизнь.

Почему она захотела уйти домой, стоило ему ее по целовать? Бормиас опасался оскорбить невесту, но он не дурак, он видит, что ей понравился поцелуй! Она не была обижена на его решительность.

И не была возмущена.

Почему же тогда Ева захотела уйти? Да что там уйти! Убежать!

Она буквально умоляла его отвезти ее в особняк. И почти кричала… Словно сдерживала какой-то скрытый внутренний порыв. Ссылалась на усталость, и вежливый Бормиас сделал вид, что полностью ей поверил.

Он даже себя убедил, что это так…

Но обмануть себя до конца все же не смог. Пришла ночь — а вместе с ней мучительные противоречия.