Скомканно попрощавшись, парни уходят.

Что-то подсказывает: будь тут Ричард Лайнет, девушки смущались бы и краснели, растекались бы лужицами растопленной карамели, но не смели бы вести себя назойливо, как мгновение назад. Почему-то в присутствии оборотней смелость ретируется, и даже самая заядлая кокетка превращается в смущенную жертву — это я недавно наблюдала, да и слышала о таком, но не верила раньше.

— Итак, адептки, вы готовы взглянуть на людей, которые прославили и прославляют нашу академию? — громко интересуется куратор.

— И адепт, — хмуро напоминает о своем присутствии единственный парень группы Адам Вернош.

Девчонки хихикают, я тоже не могу сдержать улыбку, вспомнив, как он недавно ругался, что мы вконец обнаглели, рассуждая при нем о преимуществе трусиков иномирского покроя перед традиционными для Тарры панталонами.

— И адепт, — ничуть не смущенная тем, что забыла о нем, добавляет сливоволосая магичка. — Готовы?

— Готовы, искусница!

Смешки и разговоры стихают.

Галерея, широкая и светлая благодаря длинному витражному окну, тянется куда-то вдаль, и конца-края ее не видно. Стену напротив картины из стекла, изображающей голубое небо с перистыми облаками и летающих среди них гигантских орлов, зрительно разрезает ряд двойных колонн черного цвета. Пол — шахматная клетка. Стену из буро-зеленого камня колоннада делит на своеобразные секции, поэтому кажется, что портреты развешаны группами, по залам.

Мои впечатления подтверждает искусница:

— Одна секция — это отрезок времени в пятьдесят лет. Сюда попадают прославившиеся выпускники одного полувека, попадают независимо от факультета, на котором учились.

Портреты висят в простых рамах, разве что изготовленных, скорее всего, из дорогих пород дерева. Картины до обидного небольшие, их и не рассмотришь толком.

— Ах да! — восклицает куратор. — У входа стоит напольная ваза с указками. Возьмите по одной, они вам пригодятся, если возникнет желание взглянуть на знаменитость ближе. Только не забудьте вернуть их, когда будем возвращаться.

Как и все, я вооружаюсь простой деревянной указкой с метр длиной. Принцип работы с ней знаком, потому что подобными иногда пользуются искусники на занятиях. Чтобы лучше рассмотреть портрет, нужно навести на него указку: он увеличивается в размерах, точнее, его увеличенная иллюзия застывает в воздухе.

— Отсчет идет от двери, — говорит Эмари. — То есть самые первые прославленные выпускники ВАМП находятся в первой секции.

Она взмахивает рукой, указывая на портреты, коих ужасно много, — шутка ли, полвека! Да еще в те времена, когда магу было легче прославиться! Прорывы нечисти, столько открытий, первые инормирцы, приносившие идеи из своего мира в Тарру…

— Галерея тянется вдоль всей северной стороны академии, — объясняет куратор. — Поэтому пройдет не одно столетие, прежде чем она будет заполнена.

— А как узнать, чем знаменит тот или иной маг? — любопытствует Вернош.

— Просто наведите на его портрет указку и читайте под изображением. Все подписано и пронумеровано, разберетесь сами, если пожелаете.

Еще с четверть часа куратор что-то рассказывает и объясняет, а затем, похоже, ей это приедается, и она разрешает нам погулять по галерее.

Дождавшись, когда сокурсники разбредутся, я иду к той секции, где предположительно находится портрет отца. Если, конечно, сюда не докатились слухи и ректор не поспешил приказать снять портрет предполагаемого изменника родины.

Нет, висит. Молодой маг с длинными темными волосами, неровно подрезанными спереди и падающими на очки. Со своей страстью к чтению отец недолго мог похвастаться остротой зрения: он его сажал, лечил и снова сажал… Но часто обращаться к целителям, даже к жене, не любил, считая, что возвращенная зоркость — это ненадолго. Поэтому толстые стекла в металлической оправе — его верные спутники вот уже много лет.

Папка… Я жадно всматриваюсь в родные черты. Самый замечательный мужчина на свете, самый добрый и заботливый… Самый родной… Как же я скучаю!

Перед глазами расплываются предметы, и я беру себя в руки, некультурно утерев слезы рукавом мантии.

Тут же и портрет мамы — академия посчитала великим достижением спасение императорской семьи, которую несколько лет назад пытались отравить шпионы Ирдии. На самом деле там случилась довольно грязная история, в которой был замешан второй наследник. Подробностей не знаю, о таком родители не рисковали говорить при нас с Мирнаном, хоть мы и научены держать язык за зубами. Однако тот факт, что после такого героического поступка вдовствующая императрица отпустила маму с должности придворного косметолога, говорит о многом.

Идеально белая кожа, иссиня-черные волосы, высокие скулы, аккуратный нос, полные губы и удивительные синие глаза — мама заслуженно считается красавицей. Знакомые и родственники говорят, что я ее копия, но как по мне — льстят. Я и вполовину не так хороша, как она.

И все же сейчас на мне амулет, корректирующий внешность. Чуть тоньше губы, на тон светлее волосы, смуглее кожа, длиннее нос — по словам госпожи Вогар, родство не бросается в глаза. Никто не подумает, что Соннэя Близард — дочь бывшего придворного косметолога.

Мама и папа… Красавица и умник, витающий в облаках. После долгой разлуки я теперь отчетливо вижу, как они не похожи внешне, но при этом гармоничны внутренне: взглядами на жизнь, на воспитание детей, на религию, досуг, отношение к деньгам. Мама — привлекательная эрдесса, но она умеет преподнести себя так, что поклонники не бросают тень на ее репутацию, и никто не сомневается в ее верности супругу. Немало мужчин по ней вздыхает, но ни один не смеет надеяться на что-то большее, нежели дружба.

Отец поклоняется науке и все же ставит жену и детей выше своей богини. В его карманах куча блокнотов, листочков и справочников. Он пишет и читает на ходу, во время прогулки, а порой — когда ест. Но бросает все расчеты, если Мирнан или я приходим к нему с проблемой. Ради супруги, любящей ювелирные украшения, он научился рисовать эскизы и подбирать камни — и мама тает каждый раз, когда получает колье или серьги, которых больше ни у кого не будет.

Создатель, я так люблю родителей и брата! Умоляю, верни мне их! Верни! Я в отчаянии, больше не могу без них…

За всхлипами не сразу слышу приближающиеся шаги. И потому катастрофически не успеваю вытереть слезы. Выдумывать причину, почему плачу, нет желания, поэтому прячусь за колонной, той, что стоит почти у самой стены. Будь проем между ними на треть пальца у́же, я бы в него не втиснулась.

— Он точно здесь! — восклицает одна из близняшек Дианейских, старшая или младшая, по голосу не различу.

— Если и в этот раз ошибешься, я пойду спрошу у куратора, — хмыкает, могу поклясться, Элизара Нейсс.

— Так-так, граф Никлаш Фрайд… ну где же ты?

Несколько мгновений тишины, а затем раздраженное: