— Было очень приятно с вами познакомиться. Жаль, чтопри таких обстоятельствах.

— Приходите в галерею, — неожиданно пискнулая. — У нас выставляются очень хорошие художники…

— Меня мало интересует живопись, Катя. Всего доброго…

Я положила трубку, костеря себя на все лады: совсемополоумела, девка, вылезла со своей картинной галереей в самый неподходящиймомент… Бесцельно прослонявшись по комнатам, я снова влезла в “Катерпиллеры” иотправилась в “Пират”.

"Пиратом” назывался мой любимый кабачок на углу Седьмойлинии. Там я назначала встречи всем своим поклонникам и заставляла их часамилюбоваться спасательными кругами с военных кораблей и формой, содранной с какого-токапитана первого ранга и выставленной на всеобщее обозрение. Списокдостопримечательностей дополняли штурвал, корабельный телефон и флагиМеждународного сигнального свода. Я и сама не могла объяснить себе такуюпатологическую страсть к морю: впервые я увидела большие водные пространства,когда приехала из Самарканда в Питер, к тетке, — учиться в художественнойшколе. С тех пор прошло много лет, я без сожаления рассталась с девичьей мечтойвыйти замуж за какого-нибудь выпускника Академии имени Фрунзе, но привязанностьк морю не ушла. И я удовлетворяла ее самым невинным образом — сидя в “Пирате”.Только здесь, в сигаретном дыму, среди пивных кружек, соленых орешков ифисташек, мне думалось лучше всего.

Я заказала кофе, орешки, бокал самого дешевого вина (“УлыбкаДжоконды”, как раз в моем стиле) и уселась за столик у окна.

Итак.

Два трупа за месяц. Два трупа и бедняжка Пупик. Гольтманумер еще раньше, но его тоже нельзя сбрасывать со счетов. И в каждом из трехслучаев на месте неожиданной смерти оказывалась доска Лукаса ван Ост-реа. Ябыла чересчур практичной, чтобы поверить в мистическое предначертание картины.И все же не совсем практичной, чтобы сбрасывать это предначертание со счетов.Особенно если учесть дошедшие до нас байки о Лукасе Устрице: “Семя дьявола”,“Пробный камень антихриста” и все такое прочее… Отпив вина, я закрыла глаза ипринялась выстраивать логические цепочки. Гольтман — Быкадоров — Леха Титов.Все трое умерли от инфаркта, глядя на картину. Но Быкадоров и Леха Титов былибез одежды, а Гольтман так и не обнажил чресла. И Быкадоров, и Леха пыталисьчем-то задвинуть дверь, Гольтман же обошелся ключом. Интересно, почему? Явыстроила из орехов знак вопроса и тут же нашла ответ. Гольтман закрыл дверь наключ только потому, что ключ у него был. А две другие двери просто незапирались на ключ, и парни решили воспользоваться тем, что было у них подрукой.

Поехали дальше. Все трое были владельцами картины(исключение составлял лишь Быкадоров, но мало ли какая мысль могла прийти ему вголову). Может быть, он действительно решил оставить картину себе, и картинапочувствовала это? Зло всегда эротично, сказал мне Херри-бой. В намеренияхБыкадорова и Лехи я не сомневалась ни секунды, именно влечение заставило ихраздеться. Похоть, если быть точной… Но ведь Гольтмана тоже снедала похоть,если верить его племяннику. И все же он не разделся. Почему? Я забросила в ротпару орешков и отнесла это к самой обычной стариковской стыдливости. А еслиучесть, что Гольтман был евреем… Евреи не только страстны, но и целомудренны,если верить Библии. А Библии я верила.

Я только не верила в мистику. Лавруха прав. Картина простоне может убить. Убить — это значит выстрелить в голову или в сердце, пырнутьножом, стукнуть монтировкой по голове, подсыпать таллий в утренний кофе илицианид в коктейль. Да, человека можно довести до инфаркта, если капать ему намозги и целенаправленно изводить подлостями, но для этого нужно время. Идовольно длительное. И нужен человек, который займется этим профессионально.Рыжая Дева Мария совсем не похожа на такую профессионалку. И почему Быкадоров иЛеха так хотели ее, что у них не выдержало сердце?.. И почему ее не хотелиЛавруха или Ванька Бергман? А если ее хотел Херри-бой, то почему он жив-здорови даже от пива отказывается? Запутавшись в физиологии, я взяла еще одну “УлыбкуДжоконды”. И аккуратно выложила из орешков английскую Н. Херри-бой.

Крупнейший специалист по Лукасу ван Остреа, который хочетполучить “Всадников” любой ценой. Живет в полумифической Голландии, в каком-тоМертвом городе Остреа, которого даже на карте нет. Собирает сведения охудожнике и фанатично сторожит одну-единственную картину. Центральную частьтриптиха. А “Всадники Апокалипсиса” — его левая створка, если, опять же, веритьХерри-бою. До сегодняшнего дня дошло только три работы, “Всадники” оказалисьчетвертой, тут на пупе извертишься, чтобы до них добраться. Я так до конца и несмогла понять этих страстей по Лукасу Устрице. Не может же живопись, даже оченьхорошая, даже великая, заменить жизнь. Я знала это, потому что былаискусствоведом.

Хреновый ты искусствовед. Ворюга, сказала я себе и чокнуласьостатками “Улыбки Джоконды” со стеклянным аквариумом на окне. В аквариуме вхудожественном беспорядке были набросаны ракушки и искусственные водоросли, авенчала всю композицию резиновая ящерица с кровожадной улыбкой на морде. УХерри-боя была совсем другая улыбка. И я застала его в кабинете, перед тем какв нем умер Леха Титов. И Пупик.

Я ничего не знала о врагах Титова — но они наверняка имелисьв наличии, если учесть два покушения на него. Сегодня враги могутторжествовать: Леха сам сошел с дистанции, не дожидаясь начала Олимпийских игр.Но Леха был спринтером, спринтером во всем: в жизни, в манере поведения, вотношениях, в постели. Он слишком торопился жить, как будто знал, чтопроизойдет. Вот сердце и не выдержало. Быкадоров был стайером, но его сердце невыдержало тоже…

Из всех, кого я знала, смерть Лехи была выгодна толькоХерри-бою. Теперь у него появится шанс договориться состарухой-правозащитницей. И вырвать доску на божеских условиях. А что, если ондействительно причастен к смерти Лехи?.. Я вынула ореховую серединку изанглийской буквы, и логическая цепочка бесповоротно распалась. Две остальныесмерти не имели никакого отношения к Херри-бою. Он приехал в Питер сразу же,как только узнал о картине. А до этого он и понятия не имел о ее существовании.И о существовании фартового коллекционера и фартового вора. А Быкадоров сГольтманом умерли так же, как и Леха… Нет, стройной картины не получается. Есливытягиваешь нос, то хвост обязательно увязает. Я сжала виски пальцами ипопыталась дать себе слово: ты больше никогда не вспомнишь о картине.Достаточно того, что ты пережила. И денежная компенсация за это выглядит вполнезаконно. Пускай всадники Апокалипсиса дудят в свои трубы где-нибудь на стороне,а Дева Мария соблазняет своими формами кого угодно. А я выхожу из игры.

Приняв это решение, я окончательно успокоилась. И улыбнуласьсама себе улыбкой Джоконды, оставшейся на самом дне бокала. И услышала легкийстук в стекло.

На улице возле невысокого окна “Пирата” стоял уже почтизабытый мной капитан Кирилл Алексеевич Марич. Обладатель того же отчества, чтои Леха Титов. Марич приветливо оскалился, я тоже оскалилась в ответ: толькотебя здесь не хватало. И помахала капитану рукой: заходите, не стесняйтесь.Марич не заставил себя долго ждать. Он вошел в “Пират”, задев плечом маленькую,надраенную до блеска рынду.