– Вы пытаетесь вежливо сказать, мистер Фрезер, что моим брюкам уже ничто не поможет? – Доминик огорченно посмотрел вниз. – И что мои прекрасные ботинки разрушены, а сам я могу схватить воспаление легких? Мисс Макноррин уже превратила свою юбку в некое подобие килта. Мне следует сделать то же самое?

– Вероятно, если не хотите, чтобы вас в темноте приняли за таможенника и зарезали. Здесь вы можете сменить одежду, а потом отправитесь в холмы.

– Зачем в холмы? – встрепенулась Кэтриона. – Разве миссис Макки и ребенок не в долине?

– Девушка, милая, – Дэвид с извиняющимся видом потер свой длинный нос, – до встречи с вами мы проделали немалый путь. Мы только что оттуда. Маргарет Макки уехала из своего дома прямо перед пожаром, но мы не знаем, куда она увезла ребенка. Одно я могу сказать точно – в долине Фаррар ее нет, мальчугана тоже.

Дождь лил как из ведра, но небо над горами уже посветлело. Доминик наблюдал, как над блестящими мокрыми вершинами высоко парит горный орел. В его душе что-то сдвинулось, и сердце сжала нестерпимая тоска. Он вспомнил слова Кэтрионы: «Это сладкое чувство всегда окрашено меланхолией. Кажется, что к тебе приплывает материнская колыбельная, которую ты слышала в полусне, будучи ребенком. Это сожаление о том, что уже свершилось, но никогда не сможет целиком заполнить твое сердце».

Несмотря на недавний ливень, его ногам, одетым в толстые шерстяные носки, было тепло, мягкие кожаные башмаки одинаково хорошо впускали и выпускали воду; голова под кожаной шляпой оставалась сухой, как и выстиранный и отутюженный пиджак, под которым была свежая рубаха. Плед, обернутый вокруг плеч, хорошо защищал от дождя и солнца, а брюки сменил килт густого синего цвета с зелено-коричневыми проблесками. На этом ярком фоне резко выделялись две полоски – белая и красная. Новый костюм создавал ощущение комфорта, коим Доминик был обязан заботливой женщине, родившей пятерых замечательных мужчин.

Когда туман рассеялся, братья отвели их с Кэтрионой в дом своей матери. Торфяной коттедж находился в небольшой долине, являвшейся лишь небольшой частью необъятных владений Макнорринов. Поместье сохранилось в старых границах благодаря своему верному стражу – замку Дуначен, который отныне составлял часть наследства малолетнего Томаса Макноррина. У входа в жилище блеяли бараны, квохтали куры. Таким же набором звуков была для нее его английская речь – женщина понимала только по-гэльски, однако это не помешало ей радушно приветствовать его. Она держалась с учтивостью герцогини.

Доминик решил окунуться в озере, чтобы смыть остатки болотной грязи, после чего миссис Фрезер отыскала килт и поднесла ему.

– Это килт ее мужа, – пояснила Кэтриона. – Она говорит, что для нее будет честью, если вы примете его.

– Разумеется, я заплачу, – поспешно сказал Доминик.

– Ни в коем случае! – запротестовала Кэтриона. – Берите! Как-нибудь потом найдете способ отблагодарить ее. Миссис Фрезер делает это с удовольствием. Алан сказал ей, что помнит вас по Испании: это правда, что он обязан вам жизнью?

Доминику не очень хотелось рассказывать о том давнем эпизоде.

– Да, правда.

– Типичная история, не так ли? Вы проявили героизм, а теперь стесняетесь упоминать об этом. Вы будете говорить о виски, о погоде – о чем угодно, только не о том, как спасали друга. Берите подарок, он от чистого сердца. У миссис Фрезер в Испании погибли два других сына.

Женщины покинули дом на время примерки. Маленькие козлята прыгали в углу загона, пока Алан Фрезер демонстрировал, как шотландские горцы носят свою одежду. Когда Доминик вышел показаться Кэтрионе, ожидавшей на солнышке, миссис Фрезер засмеялась и одобрительно кивнула, а потом произнесла что-то по-гэльски.

– Что она говорит? – спросил Доминик. Кэтриона слегка покраснела:

– Она сказала, что ваши ноги созданы для килта. Миссис Фрезер улыбнулась и прибавила что-то еще. Кэтриона покраснела еще больше:

– Она говорит: «У него длинные сильные ноги, маленькие ягодицы, как две булочки – да будет ему известно! – и поджарый живот. На такой фигуре и килт будет сидеть по всем правилам».

– Значит, я не так уж скверно сложен для англичанина?

Алан Фрезер выглянул из-под притолоки.

– Вы запросто сойдете за одного из нас, майор, – засмеялся он, – пока не откроете рот и не произнесете слово по-английски.

Доминик прошелся перед небольшим торфяным домом и остановился, чувствуя настоящее удовлетворение – материя свободно облегала бедра и не стесняла движений. Он вдохнул поглубже, набирая в легкие чистый прозрачный воздух. Какое из земных благ ему следует отдать за это несказанное блаженство?

– Вашей матушке здесь хорошо живется? Может, ей что-то нужно, чего у вас нет?

Алан перебросился несколькими словами с миссис Фрезер и потом перевел ее ответ.

– Мама говорит, что ей ничего не нужно. У нее есть все для счастья, как у любой женщины в Шотландии.

Доминик оглянулся на скромную хибару с каменным полом и домоткаными половиками.

– Может быть, что-нибудь прислать из Англии?

Алан снова обратился к матери, но женщина, смеясь, покачала головой. Ее ответ по-гэльски звучал как стихи.

– Она говорит, что здесь есть благородный олень и косуля, заяц и белая куропатка, в реке резвятся форель и лосось, а в озере плавают щука и голец. В лесу много ягод, и у нее есть пчелы, козы, куры, а также сад. Здесь нет только соли и сахара, но мы привозим их из Инвернесса.

– Хорошо, я вышлю сахар, – сказал Доминик. – А чай? Она любит чай?

– О да, и это было бы очень любезно с вашей стороны, майор, – деликатно сказал Алан. – Но, по правде говоря, мама не требует ничего.

Не требует ничего. Ничего, пока у нее есть свой дом и семья.

Доминик в задумчивости наблюдал за парящим орлом. Люди не хотят ничего, потому что у них есть эти горные вершины, реки с лососем, рябины, роняющие осенью свои красные ягоды, и цветущие на свободе дикие розы. Ну и, конечно, песня – нескончаемый контрапункт, это удивительное слияние человеческого голоса и щебета птиц, шума ветра в соснах. Шотландские женщины пели дома за работой, мужчины – в холмах, шагая за своими стадами. Музыка сопровождала шотландцев повсюду. Доминик помнил пронзительные звуки волынки, когда горцы шли в бой. Истощенные полки снова поднимались в атаку, едва трубы исторгали свой первый выдох. Вдохновленные родной мелодией, они были готовы сражаться до конца. И вот теперь ему открылось нечто, не поддающееся оценке обычными мерками. Эти люди платили деньги, чтобы в их деревни приезжали мастера танца, и находили счастье в поэзии, однако они не могли выбирать, как им жить. Помещики знать ничего не хотели об истинном богатстве их земли: отсюда и проистекало единственное требование, в выполнении которого действительно нуждалась миссис Фрезер, – безопасность ее дома, и это было как раз то, чего он не мог ей подарить.