Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спускаюсь вниз, когда няня как раз застегивает плачущей Маше комбинезончик.
– Помогите мне положить их в автокресла, – подхватываю Пашу на руки и иду во двор к машине.
Сажаю детей на заднее сидение, они плачут, не переставая, разрывая мне душу. Очень надеюсь, что в машине их укачает, и они хоть немного поспят. Чем дольше плачут дети, тем сильнее усиливается тревога. Только бы с ними все было в порядке, а остальное мы преодолеем!
– Лука Георгиевич, а мне что делать? – робко интересуется няня, глядя на меня с надеждой в глазах.
– Вы можете быть свободны. В ваших услугах мы больше не нуждаемся.
– Но как же…Алиса…
– Сейчас я здесь решаю, что лучше для моих детей! Все! Ключи оставьте охране.
Плавно трогаюсь с места, но все же надавливаю на педаль газа и еду в клинику, на ходу набирая доктора. При выписке нам сказали, что в течение первого месяца мы в любое время можем подъехать на осмотр и консультацию, если что-то будет беспокоить. А меня беспокоит. Очень. Я понятия не имею, по каким причинам могут плакать младенцы так долго. И норма ли это вообще? Все же им нет еще и месяца!
– Давайте, посмотрим, что тут у вас случилось, да, мой хороший? – Паша внимательно рассматривает воркующего доктора, смешно вскидывая ручками. В дороге дети все же уснули и сейчас выглядят более-менее спокойными, но все же настороженными.
– Они плакали без остановки почти два часа, – поясняю врачу, которая внимательно слушает Пашу, пока я качаю на руках Машу. – Наверно, это не норма?
– К сожалению, нет. В этом возрасте детки чаще спят и едят, если их ничего не беспокоит, – удивительно, но в руках доктора Паша не разрывается от плача, а спокойно лежит, осматривая все вокруг. Прямо ангел, а не ребенок.
– А их что-то беспокоит? Что-то не так, доктор? Может, у них колики? Или зубки режутся?
Доктор бросает на меня снисходительный взгляд, едва сдерживая улыбку.
– Зубки у деток начинают резаться не раньше шести месяцев. На колики не похоже, – доктор передает мне Пашу и забирает Машу для осмотра. – Они обычно начинаются вечером перед сном, длятся непрерывно несколько часов. Бывало такое?
– Нет.
Доктор также внимательно осматривает Машеньку, слушает, тихо разговаривает и передает мне ребенка в руки, а сама садится за стол, складывая перед собой руки.
– С вашими детьми все в порядке, папа, не волнуйтесь.
– Но почему они плакали?! Два часа! Не просто же так.
– Нет, не просто так. Ваши детки таким образом просили внимания: любви и ласки. Бывают такие младенцы, которым нужна мама двадцать четыре на семь. Это называется четвертый триместр беременности.
Хмурюсь, тряся головой, пытаясь понять, что врач имеет в виду.
– И как нам быть? Что делать в этом случае, доктор?
– Любить, обнимать, целовать. Понять и простить, – улыбается врач, поглаживая ручку Маши. – Маме, конечно, будет непросто эти три месяца, но уверена, с таким папой она справится.
А что делать, если мама категорически отказывается проводить время с детьми, не то, что отдавать им всю себя?!
Ответ приходит сам собой незамедлительно.
Глава 44
Лука
Я выхожу из клиники, устраиваю притихших детей в автокреслах и, ни минуты не сомневаясь в принятом решении, выезжаю в сторону дома Рады. Если кто и сможет «выносить» четвертый триместр «беременности», то только она. Алисе я такое даже предлагать не стану. Учитывая, что детям нет еще и месяца, а она оставила их на попечение няни, умчавшись на шоппинг, на нее надеяться глупо.
Как? Как я не разглядел в ней эти черты раньше?! Она умело маскировалась, или же я просто мало уделял внимания своей жене и не обращал внимания на ее холодность, эгоизм и безразличие ко всем, кроме себя любимой. Но стоит признать, что Алиса – потрясающая актриса, раз я не смог даже заподозрить неладное столько лет.
Паркуюсь возле подъезда и сразу же замечаю, как навстречу мне, держась за руки, идут мои девчонки.
Я буквально пожираю их взглядом, с силой вцепившись в руль. И понимаю, насколько соскучился по Раде и Ежику. Мне не хватало спокойствия, уюта и улыбок, которыми щедро одаривала Рада всех вокруг, а я, дурак, этого не замечал и не ценил.
Я безумно соскучился по дочери, и понятия не имею, как вымолить у нее прощение. Как объяснить, что я по-прежнему ее люблю, что не променял на новую семью…Просто моя жена скинула наших детей на меня, а я не могу разорваться. Я множество раз пытался поговорить с Кнопкой по видеосвязи, но она даже не выходила из своей комнаты, говоря, что очень занята. Гордая растет. Моя девочка.
Оборачиваюсь на мирно спящих малышей, убеждаюсь, что с ними все в порядке, и быстро выхожу из машины, пока девчонки не убежали в подъезд.
– Рада.
При звуке своего имени она вздрагивает, замирает, и даже с этого расстояния я вижу, как она напрягается всем телом. Сильнее стискивает худенькую ручку дочери и выходит немного вперед, как будто защищает Кнопку от врагов.
И этот враг – я, как бы больно не было это сейчас осознавать. И Рада вправе меня таковым считать. Я и вправду разбил сердце Олюшке, если судить по ее насупленным бровям и взгляду исподлобья.
– Здравствуй, Лука, – степенно произносит, вздергивая подбородок, как будто мы на официальном приеме. – Что-то случилось? Извини, мы торопимся. Мы ходили с Кнопкой в магазин, и потратили на это много времени, а ей, если ты помнишь, еще нельзя долго находиться в общественных местах.
«Если помнишь…» – режет хуже ножа и по самому больному. А Рада тоже умеет быть жестокой. И я ее не виню – по сути, я заслужил наказание и посуровее.
– Я помню. Здравствуй, Ежик, – улыбаюсь дочери, все же надеясь на чудо.
Но Ежик была бы не Ежиком, если после столь долгой вынужденной разлуки бросилась мне на шею с объятиями.
– Здрасти, дядя Лука, – бурчит и полностью прячется за спиной матери.
Сердце ноет от ее обиженного тона и нежелания разговаривать, и хочется биться головой об стену, потому что знаю, что нескоро смогу получить прощение. Если вообще смогу. В ее детской голове «разжаловать» меня снова в «дядю Луку» – высшая мера.
– Так зачем ты приехал, Лука?
– Мне нужна твоя помощь, Рада.
Она вздергивает в удивлении бровь и смотрит на меня с насмешкой.
– Чем я могу тебе помочь? Если ты
