Альфонс блестяще использовал свое обычное оружие. Никто, кроме него, не сможет гарантировать поставки продовольствия в изголодавшийся, побежденный Париж (из Лондона ему помогали Альфред, Лео и Натти). Никто, кроме него, не сможет выплатить Пруссии пять миллиардов франков в качестве контрибуции. Никто, кроме него (Альфонсу помогли справиться с задачей его кузены за рубежом), не смог бы выплатить такой чудовищной суммы наименее болезненным способом и в кратчайший срок – на два года раньше установленной даты.

Это обеспечило непрерывное преобладание Французского дома как в финансовой, так и в социальной жизни Франции в период новейшей республики. Бисмарк правил громогласно – и ушел в небытие, Ротшильды правили шепотом – и остались. Ферье и по сей день остается самым грандиозным семейным замком Ротшильдов.

Младших сыновей родовитых европейских семей отправляли либо служить в армию или во флот, либо в священники, причем чаще всего младшие отпрыски не имели склонности ни к тому ни к другому. В семействе Ротшильд таких случаев не было. Все сыновья находили дело по призванию и по душе. Пример Эдмонда Ротшильда показывает, насколько много они получали от семьи и как много отдавали взамен.

Эдмонд был младшим братом Альфонса. Он дожил до 1934 года и умер в возрасте 90 лет. Он начал свою трудовую деятельность так, как это было традиционно заведено в семье. Он сидел за столом в Партнерской комнате на улице Лафит (Эдмонд отвечал за добычу нефти, контроль над которой Ротшильды делили с компанией «Шелл» и «Стандард ойл»); как обычно, он построил большой дом в городе, женился на Адельхейд, урожденной Ротшильд из германской ветви Семейства, и жил достойно и спокойно, соблюдая религиозные обряды и традиции. Он, так же как и братья, был знатоком искусства и коллекционером. Его брат Альфонс собирал ювелирные изделия эпохи Возрождения, кузен Вилли во Франкфурте стал известным библиофилом, кузен Натаниэль в Вене собирал украшения конца XVIII века. Эдмонд собрал превосходную коллекцию гравюр (больше 20 000 образцов), которую впоследствии передал в Лувр.

Но вскоре у него появилась новая страсть, которой он отдавал всю свою неисчерпаемую энергию, массу времени и средств. Эта страсть называлась Палестина, она началась как благотворительное мероприятие и закончилась как исторический процесс.

Все началось со странного визита 28 сентября 1882 года. Великий раввин Франции, раби Хан, который в делах еврейской благотворительности выступал в роли советника Эдмонда, привел к нему раби Самуэля Мохилевера, который собирал средства для еврейских поселений в Палестине. Беседа началась с того, что раби попросил разрешения беседовать с Ротшильдом не как светский человек, а как раввин перед прихожанами. Эдмонд не возражал. Затем последовал схоластический вопрос – почему именно Моисей был избран для того, чтобы вывести евреев из Египта? Началась талмудичеекая дискуссия, которая, мягко говоря, не очень интересовала Эдмонда. Он готов был заплатить столько, сколько попросит раби. Собственно, он дал свое согласие еще до того, как тот назвал требуемую сумму. Но раби собирался затронуть тонкие струны души Ротшильда – ему нужно было гораздо больше чем просто пожертвование. Вскоре удивленный барон узнал, что Господь специально выбрал Моисея, который, как известно, заикался, для того, чтобы народ понял: то, что говорится, – это не сладкое красноречие смертного, это Глас Божий. Далее раби плавно перешел к Палестине. Может быть, Господь избрал его, слабого раби Самуэля Мохилевера, чтобы показать евреям Европы путь на земли Сиона? Он приехал в Париж, чтобы вложить в душу Эдмонда эту святую идею.

Эдмонд сказал, что готов платить. Но для раби Самуэля Мохилевера этого было недостаточно. Его черные глаза возбужденно горели и, казалось, прожигали насквозь. Наконец Эдмонд дал обещание обдумать все и принять решение. Великий раби Хан скрепил это решение своим присутствием. Теперь это уже не было простой вежливостью. Все последующие пятьдесят лет своей жизни Эдмонд посвятил Палестине.

Он стал главной движущей силой колонизации Палестины еще задолго до возникновения сионизма. Сначала он спонсировал организацию поселения евреев, прибывших из России, неподалеку от Яффы. Их был 101 человек. Так он начал финансировать нужды поселений и организовывать новые. Его деньги помогали осушать болота, находить воду, пахать землю, возводить дома и охранять территории. Из 7 еврейских колоний, существовавших в Палестине в середине 1880-х годов, три избежали банкротства только благодаря финансированию Эдмонда, четыре других также в значительной степени зависели от его пожертвований. Вслед за первыми поселенцами последовали сотни и тысячи других.

Вначале Эдмонд предпочитал, чтобы вместо него действовали его деньги. Он не чувствовал призвания к новой деятельности. Но огненный взгляд раби Мохилевера преследовал его, и он сам не заметил, как оказался втянутым в дела переселенцев. Сначала он провел переговоры с турецким правительством относительно организации еврейских поселений. (В то время Палестина находилась под управлением Турции.) Затем ему пришлось разрешать конфликты внутри колонии. Постепенно из стороннего наблюдателя он превращался в отца, благодетеля, а иногда – тирана.

Когда к нему явилась депутация русских сионистов и призвала его провести реформы в поселениях, он впал в бешенство. Покраснев, как Давид, возмущенный предательством Авессалома, он закричал: «Это мои колонии, и я буду делать там то, что захочу!» В этот момент друзья по Жокей-клубу вряд ли узнали бы сдержанного и изысканного барона. Соединение автократии и патернализма иногда приводило к чудовищным спектаклями. Эдмонд часто грозил одним росчерком пера уничтожить колонии, прекратив их финансирование. Насколько его угрозы были серьезны, можно судить по следующему случаю. Эдмонд узнал, что кто-то из членов клана хочет принять участие в финансировании колоний и проявляет к ним настойчивый интерес.

«Что?! После того как я вложил десятки миллионов в этот проект, – зарычал он, – они хотят сделать меня посмешищем! Они хотят дать жалкие сотни тысяч и разделить со мной мою славу! Если вам нужны деньги, вы должны приходить ко мне!»

Ссоры и конфликты достигли своего трагикомического апогея в 1889 году, который, согласно иудейской традиции, назывался «Шмита», или «год Субботы», то есть каждый седьмой год, когда Закон запрещает евреям обрабатывать принадлежащую им землю. Эдмонд прекрасно понимал, что за целый год бездействия все, что было достигнуто такой большой ценой, будет уничтожено. Он пытался втолковать это иерусалимским раввинам, но они его не слышали. Он забросил скачки, банк, коллекционирование – и целиком погрузился в религиозный спор. Фанатизму раввинов он противопоставил свой фанатизм. Он убеждал, собирал тайные конференции верных ему раввинов, и, наконец, решение было найдено. Можно пережить Шмиту, не нарушая традиций и не разрушая хозяйства. Все принадлежащие евреям земли в Палестине должны быть проданы на этот год людям другой веры – тогда перед взором Господа евреи будут работать на чужой земле, что не возбраняется.

Иерусалимские раввины возмутились. Нарушаются священные принципы! Это святотатство, они отлучат от веры каждого, кого застанут работающим во время Шмиты. Они обещали оказывать материальную поддержку тем, кто воздержится от работы.