– Колдун, твою мать, – решила половина экипажа.

– И очень хорошо, круто, – ответила им вторая половина. – Всегда не грех иметь на корабле собственного колдуна. Лишь бы колдовал с толком.

А кок Обжора выдал всем, что плесень – она почти как травы, а травы – это огромная сила и светлая магия. На том и сошлись. Правда, пара матросов из той и другой вахты получила в глаз, но это при обмене мнениями на корабле было дело обычное.

К вечеру капитану стало лучше: он перестал бредить, а краснота вокруг ран вроде стала меньше и не такой багровой, и опухоль вокруг ран стала спадать. Мистер Трелони и доктор боялись говорить и даже думать об этом. Ночью доктор сумел напоить обессиленного капитана отваром незрелых коробочек мака, и тот спокойно заснул: лихорадка, кажется, отступала.

****

Сознание медленно возвращалось к капитану.

Последнее, что он помнил из своей прошлой жизни, как нестерпимый свет ворвался к нему в глаза, в мозг, в уши, и как острой болью рвануло грудь. Дальше он ничего не осознавал, а только чувствовал, что лежит на дне неглубокого ручья, а мимо его лица, прямо перед открытыми глазами струится водный поток, и это было совсем не страшно, только почему-то ужасно одиноко и холодно… Он лежал на песчаном дне, а ледяная вода поверх его лица текла и текла, то быстро, то медленно, и он смотрел на неё и смотрел…

Потом наступило блаженное состояние покоя и тепла, которое разливалось по его измученному телу, и какие-то воспоминания всплывали в голове и медленно гасли, и были они, как любовное прикосновение, которое хочется длить и длить до бесконечности. Глаза его были закрыты, но сквозь веки ему чудился розово-золотистый свет, и он силился поднять веки и не мог, такая тяжесть была разлита по всему его лицу, по всему телу… «Это от водного потока», – подумалось ему, и тут же, вспомнив строчку старинной морской песни, он с радостью поспешил выговорить её громко и внятно, чтобы те, чьё присутствие рядом с собой он так остро чувствовал, поняли, что он жив:

Меня здесь встреча с гробом ждёт –

Моим последним кораблём…

И те, присутствующие рядом, вдруг засуетились, стали опять мучить его и опять переворачивать избитое тело… «Да-а, это была хорошая драка, мне здорово досталось от того матроса со сломанным носом, но он тоже получил своё», – решил капитан и забылся.

Катрин и моряки с английского корабля сидели возле капитана уже вторую неделю. Она помогала делать раненому перевязки и помнила, как щемяще её поразила сначала белизна этого обнажённого мужского тела. У раненого капитана только лицо, шея и руки были смуглыми, а под рубашкой тело было белое и беззащитное, как у ребёнка. А сейчас она заметила с пронзительной жалостью, что горло его двигалось, как будто он глотал, а губы дрожали. И у неё вдруг тоже задрожали губы, и Катрин заплакала, а когда вытерла слёзы давно уже мокрым платком, увидела, что английский капитан открыл глаза и улыбается ей так ласково и так хрупко, что она заплакала ещё горестней.

А капитан думал, что он снова грезит и видит прекрасного ангела… А может быть девушку. Нет, всё-таки ангела. От неземного света золотились его рассыпавшиеся по плечам волосы. Ну, конечно же, только у ангелов волосы сияют таким солнценосным светом. Уж он-то теперь про ангелов знает всё.

«Это – ангел», – решил капитан и со вздохом закрыл глаза.

****

Рано утром капитан проснулся от голода с чувством, что он не ел сто лет. Нет, не сто, а все двести… И тогда он улыбнулся и сказал Платону, который, уронив голову на грудь, спал рядом с ним на стуле:

– А в этом доме могут покормить бедного измученного моряка?

И увидел, каким счастьем засияли глаза Платона, который вскочил и выбежал из комнаты с воплем:

– Капитан говорит!

И скоро в комнате появились доктор Легг и мистер Трелони – оба на ходу поспешно заправляли рубашки. Доктор сразу же взял руку капитана, достал со стола врачебные часы для подсчёта пульса, – занятную штуковину со стрелкой на одну минуту хода, – и стал считать, глаза его лучились радостью. Мистер Трелони опустился на стул рядом с постелью капитана и сказал:

– Дэниэл, как вы нас всех напугали!

Потом доктор схватил со столика какую-то забавную трубочку, по виду деревянную, велел капитану дышать и приложил трубочку к его груди. И он дышал.

Он дышал и улыбался бледной, измученной, но счастливой улыбкой. Вместе с возвращением сознания в нём пробуждалась и любовь к жизни, любовь, так глубоко в нём запрятанная, дремлющая, неосознанная. Он смотрел на Платона, высокого, сильного и такого всё-таки мальчишку, на дядю Джорджа, оправляющего манжеты и готового сорваться со стула, чтобы забегать по комнате по своему обычаю, на доктора Легга, который стоял возле него и что-то говорил, говорил, не переставая. Капитан их всех любил.

А между тем доктор, теребя себя за бакенбард, повторял на все лады:

– Покой. Полный покой. Сейчас я попрошу вас покормить! И спать! А потом – перевязка. И покой… Вам надо больше спать.

Доктор вышел в коридор, и вскоре чернокожая прислуга внесла на подносе суповую миску. Она, улыбаясь, поставила поднос на стуле перед капитаном, открыла крышку – и по комнате поплыл аромат… Ах, какой это был густой, томительный и волнующий запах, как давно ему не доводилось есть ничего подобного!.. Капитан потянулся, было, приподняться и не смог – болью пронзило всё тело. Он стиснул зубы и застонал.

– Лежите, лежите, – забормотал доктор. – Мы вас сейчас покормим. Джордж, подсуньте вот сюда подушку!

И они все трое опять засуетились и принялись кормить его с ложечки: один держал тарелку, другой вливал ему в рот бульон, а третий вытирал подбородок салфеткой. Капитан заворчал, что уж ложку-то в руку он взять может сам. Потом в комнату вошёл крупный усатый мужчина, от которого комната сразу уменьшилась в размерах – мужчина словно заполнил её всю так, что другим, кажется, не осталось в ней места. Доктор сказал, что это хозяин дома, только какого дома, капитан уже не понял, потому что опять уснул.

А когда проснулся, доктор стал делать ему перевязку, рассказывая о табеле.

– Ах, это удивительная плесень, – твердил доктор, заглядывая капитану в глаза. – Чудо, открытие в медицине! Надо непременно сходить с Платоном в лес и сделать запас этого средства. Интересно, его можно засушить? И надо рассказать коллегам. И придумать какое-нибудь медицинское название с окончанием на «ин».

Капитан слушал, стискивал зубы, но уже не стонал.

Жизнь стремительным потоком врывалась к нему. На следующее утро капитан, вполне осознавая свои слова, сказал мистеру Трелони, глядя на тёмные балки потолка:

– Знаете, Джордж, а ведь я уже видел ангела. Я видел ангела и знаю теперь, что у них золотистые волосы. Пышные волосы цвета солнца. И они умеют плакать.

– Так это, видно, была Катрин, – ответил тот. – Дочка нашего хозяина, мистера Перэ. Она помогала ухаживать за вами. Прекрасная девушка и…