— Даже если бы знали, что он твой человек?

— Особенно в этом случае, — подтвердил Альберт Павлович. — Так что, Петя, госпожу Карпинскую продолжай удовлетворять со всем усердием и постельные разговоры не забывай в отчёты включать. Совмещай приятное с полезным, только бдительности не теряй. Может, ей и в самом деле приспичило, а может, на тебя какие-то виды имеются. Да и одно другому не мешает.

Георгий Иванович закурил и прищурился:

— Она хоть ничего?

Я немного даже такой постановке вопроса смутился.

— Фигура — десять из десяти, а вот на лицо не дурнушка, но и не красавица. На любителя.

— Не вздумай в неё влюбиться! — предупредил капитан, пыхнув дымом.

— Ещё чего не хватало! — фыркнул я, поймал на себе изучающие взгляды и вспылил: — Да что вы заладили: Юля да Юля?! Надо что-то с предложением Горского решать!

Георгий Иванович отмахнулся.

— А что там решать? Соглашаться надо. А обсасываем мы эту ситуацию со всех сторон, дабы не проворонить двойное дно. Что скажешь, Альберт Павлович?

Округлое лицо куратора на миг приобрело отрешённое выражение, после он помассировал пальцами припухшие веки и сказал:

— Как освободишься в институте, дуй на главпочтамт. Закажи разговор с Кордоном, в это время Валя будет в госпитале. Вкратце расскажи ей о поступившем предложении. Я оповещу её заранее по своим каналам, она ответит согласием. После свяжись с Горским. Стребуй с него сразу две тысячи. Вале почтовым переводом переведёшь семьсот рублей.

— Почему семьсот? — удивился я.

— Если отдашь половину и об этом узнают, тебя сочтут излишне щепетильным. Ну или подкаблучником, что нисколько не лучше. Если урежешь её долю сильнее, посчитают слишком жадным. Таких используют, но не доверяют.

— Думаешь, внедрить? — удивился Георгий Иванович. — С его-то антимонархистскими взглядами?

— Поживём — увидим, — уклончиво ответил Альберт Павлович. — Ладно, теперь о деньгах. Их надо будет потратить с умом…

— Пусть внесёт за процедуры, — предложил капитан Городец. — У него там кредит в две тысячи открыт, погасит часть долга — рассудительность свою покажет.

— Тысячу туда, — согласился куратор. — Триста в резерве. Совсем уж правильным его выставлять тоже не стоит, да и деньги могут понадобиться.

— Только на барышню свою всё не спускай, — предупредил меня Георгий Иванович. — Траты согласовывать будешь. Понял?

Я руками развёл.

— Да чего непонятного? Без меня меня женили.

— Беги собирайся! — объявил капитан. — Через десять минут дежурная машина в институт уходит.

Ну и побежал, даже позавтракать не успел. Ночью спал плохо, всё больше всякая дурь снилась, на заднем сиденье вездехода укачало, немного подремал. А вот в институте — ни-ни. Там невесть с чего нервы узлом скрутило, сонливость как рукой сняло. Так и ждал, что подойдёт кто-нибудь и шепнёт, будто он от господина Горского, но не подошли, нет.

Ещё не знал, как поступить с сегодняшней процедурой, но в итоге пропускать её не решился и сразу после лекций поспешил в первую лабораторию. Деньги — это хорошо, только у меня, в конце концов, и другие приоритеты имеются. Вполне в образ такое поведение укладывается.

В лаборатории поджидал сюрприз.

— Беги в третью процедурную, — заявил перехвативший меня на входе Леопольд. — У нас мануальный терапевт освободился, помнёт тебя.

— Мануальный — это как?

Лаборант выставил перед собой ладони и пошевелил пальцами.

— Мануальный — это руками. У Федоры Васильевны окно образовалось, вот и попросили тобой заняться. Она из всех специалистов такого уровня единственный негатив.

— Ого!

— Переодевайся, бери чайник и дуй в процедурную.

Я и побежал.

Федора Васильевна оказалась седой сухопарой женщиной далеко за сорок с очень худым, узким и жёстким лицом. Слегка опущенные уголки рта переходили в глубокие вертикальные морщины, что придавало ей вид недовольный всем и вся, да и голос оказался под стать. Холодны и резкий.

— Время, молодой человек! Время! — заявила она, закатывая рукава белого халата.

Мне и до того медлить не хотелось, а тут, обжигаясь, выхлебал травяной настой и подошёл к массажному столу.

— Верх заголяй, — попросила мануальный терапевт. — Ложись на живот.

Так я и поступил, и меня принялись мять. Точнее, не мять даже, а пока лишь прощупывать — словно бы даже читать, как читают слепые подушечками пальцев рельефные буквы специального алфавита. Следом почудилось сверхъестественное воздействие, но долго оно не продлилось, дальше терапевт стала давить заметно сильнее, и всё же не столь интенсивно, чтобы счесть это полноценной процедурой, скорее, начался подготовительный этап.

— Мышцы забиты, — укорила меня Федора Васильевна. — Не пренебрегай разминкой и растяжкой.

— Не пренебрегаю.

— Ну я же вижу! — фыркнула терапевт и потребовала: — Расслабься! — Она легонько покрутила моё плечо, затем проделала то же со вторым. — Не только патологии энергетических каналов оказывают воздействие на организм оператора, но и физические отклонения влияют на способности к управлению энергией, в частности, на фокусировку. Первое проявляется лишь через годы интенсивной работы со сверхсилой, второе практически незаметно, но влиять начинает сразу после инициации. В пределах румба отклонения обычно не диагностируются, но они существенно осложняют последующее развитие до пика витка.

— И у меня?

— Полный набор. Начальная стадия сколиоза и лёгкое смещение позвонков шейного отдела.

Я тяжело вздохнул. Уж кто бы сомневался — если и есть какие-то специфические патологии, у меня их обнаружится полный комплект.

— Это всё решаемо, — утешила меня Федора Васильевна, продолжая разминать плечевой пояс. — Но вот если не сбалансировать энергетические каналы, ничем хорошим это не закончится.

— Так мне же их сбалансировали!

— Вовсе нет! Их лишь привели к некоей условной норме. Никакой терапевт не может навязать пациенту равновесие, это вопрос самосовершенствования.

— Самосовершенствование — это не быстро.

Федора Васильевна негромко рассмеялась.

— Не бойся, время у тебя есть, — сообщила терапевт. — Просто не запускай, иначе лет через двадцать-тридцать… — Она замолчала, а потом вдруг спросила: — Видел когда-нибудь операторов, которые десятилетиями работали на пике возможностей?

Я подтвердил:

— Доводилось общаться с профессором Палинским.

Ответом стало насмешливое фырканье.

— Александр Петрович — перфекционист. «Семь раз отмерь, один раз отрежь» — это про него. В своем развитии он пытается достичь идеала и отказывается от любых изменений, которые могут разрушить гармонию. Нет, я имела в виду вовсе не его.