Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она отняла руку от груди и отпустила простынь — и осталась перед ним открытой. Фламиния гордо подняла голову.
— И я — свободная женщина, и принадлежу только самой себе. Тебе следовало помнить об этом. Но я рада, что ты в Константинополе, милый. Когда надумаешь, приходи. — Усмешка пробежала по ее губам. — Но только постучись вначале!
Не говоря ни слова, он спрятал меч в ножны и вышел из ее спальни.
…Его возвращение в столицу до самых мельчайших деталей то и дело вставало в памяти и беспощадно ранило сердце, когда на следующий день вместе со своим телохранителем Аристархом по прозвищу Медведь они предстали перед худощавым юношей на форуме Константина.
Тревогой полнились эти дни в Константинополе. Известие за известием приходили с запада — из земель латинян. Только и говорили о том, что новый Крестовый поход начался. А каждый грек знал, чем грозят жителям Византии передвижения десятков тысяч варваров-рыцарей на Восток.
Среди сотен людей, толпившихся на форуме, они наконец-таки отыскали тощего молодого человека, одетого неброско, в талар простого шитья. С худосочной бородкой, он близоруко щурился, слушая оратора — прибывшего из Венеции греческого купца.
— Ты — Дионисий? — тронув юношу за плечо, спросил Александр.
— Да, — обернувшись, ответил тот. — А кто вы, добрые люди?
— Твои друзья, — улыбнулся Александр. — Я служу Константину Борею, ты ведь знаешь этого вельможу?
Лицо Дионисия осветилось доброжелательной улыбкой:
— Еще бы — он мой покровитель!
— Вчера я прибыл из Вары, со мной письмо от Константина Борея. Он передал мне для тебя поручение. Ты же не откажешься оказать услугу сиятельному патрицию?
— Конечно, нет! — воскликнул юноша.
— Вот и хорошо, — переглянувшись с Аристархом, сказал Александр. — В моем доме живет мальчик, внучатый племянник Константина Борея. Он очень дорог ему. Я присматриваю за ним, охраняю от бед, а тебе нужно будет обучить его уму-разуму. Сперва грамоте, затем математике и богословию. Кажется, сам ты преуспел во всех науках?
— Это очень лестно для меня, — нахмурился Дионисий. — Но еще вчера я сам был учеником — я только что закончил патриаршую школу. И сразу в учителя? — Он пожал плечами. — Справлюсь ли?
— Константин Борей сказал, что сердце твое — сердце юного мудреца, к тому же — благородное и справедливое. Уверен, что тебе будет чем поделиться с семилетним мальчуганом. А жить ты будешь у меня в доме, чтобы мальчик всегда был при обоих наставниках. Так что тебе не придется платить за постой и еду, а за вознаграждением Константин Борей не поскупится, можешь быть уверен.
— И когда же приступать? — спросил юноша, едва веря такой удаче.
— Сегодня же, — улыбнулся Александр Палеолог. — Прямо сейчас я и познакомлю тебя с этим малышом. Идем же, Дионисий, мои слуги приготовили для нас воистину царский обед!
Хитрость его удалась на славу — теперь Дионисий всегда будет на глазах, и шагу не сделает без предупреждения! Они шли в богатые кварталы, где жили патриции, во дворец отца Александра, но сердце воина, полное обиды, так и рвалось назад — к дому гетеры Фламинии, которую он так беспечно позволил себе полюбить, а теперь, сохранив всю прежнюю страсть без остатка, еще и возненавидел…
…Вадим открыл глаза, минуту сидел без движения, и только потом покачал головой.
— А ведь я готов был убить ее, — горько усмехнулся он, — и того мужчину, который был с ней. Я видел его и прежде — на приеме у басилевса, — объяснил Вадим выходившему из-за его спины Константину Остбергу. — Он стратиг из Македонии…
— О чем вы говорите, Вадим Александрович? — нахмурился князь.
Помимо мага на него пристально смотрели две девушки — Катарина и Паша. Дело происходило на подмосковной даче математика Журбина, где пять часов назад их встретил Остберг.
— Это личное, — улыбнулся Вадим. — Поневоле вы открываете удивительные события моей жизни…
— А Дионисий, вы видели его?
— Да, — кивнул Вадим. — Александр взял его в свой дом — учить племянника Константина Борея, которого тот оставил на попечение Палеолога. И Дионисий с радостью согласился. Он оказался куда более покладистым, чем Борей его представлял вначале!
— Всего этого мало, — покачал головой Остберг. — Ваше сердце ищет себя молодым в том мире — и это понятно. Оно тянется к пережитым страстям, душевным мукам, не излеченным ранам. Но нам необходимо другое…
— Я верю, у Вадима Александровича все получится, — улыбнулась Паша. — Он очень способный…
Ее недавняя встреча с Остбергом тронула всех: плакала Паша, плакала Катарина, и даже князь едва сдерживал слезы. «Ты все также благороден, Константин Борей, — и лицом, и духом, — сказала Паша князю, долго и пристально разглядывая его. — По-иному и быть не могло!». А он все твердил: «Кассандра, милая Кассандра!..»
— Мы продолжим завтра утром, — решил Остберг. — Постарайтесь отдохнуть, Вадим Александрович.
Но утреннего сеанса не последовало. Вечером из Дымова ему на сотовый позвонила Марина:
— Слушай, милый, — сказала она. — У меня дурные новости. Твой дядя Игорь в плохом состоянии.
— Что с ним?
— У него инсульт — тебе надо срочно приехать. Мы с Робертом и Долли заходили к тебе домой, на дверях была записка.
— Спасибо, — сказал он. — Сегодня буду.
Дядя Игорь был единственным близким родственником, который остался у Вадима. Своих детей у Игоря Ивановича не было, он испытывал к племяннику почти отцовскую привязанность.
Вечером Вадим вылетел в Дымов — пообещал князю и девушкам перезвонить сразу, как только приедет. Катарина поначалу думала поехать с ним, но отец удержал ее. Он хотел услышать подробнейший отчет от дочери — все эти дни ей предстояло разложить буквально по минутам. А еще Остберг надеялся на долгий рассказ о себе пророчицы Паши, встречи с которой он ждал так долго.
Выходя из палаты, Вадим чувствовал себя удрученным. Кошки скребли на душе. Дядю только что привезли из реанимации — разбитого, со впавшими щеками. Он так и не открыл глаза.
Уезжать из Дымова сейчас было бы поступком бессовестным. Спасение мира спасением мира, а тут все-таки не чужой человек…
Вечером он стоял на балконе, глядя на желтые листья во дворе. Потом зазвонил телефон. Уже с трубкой он вновь вышел на воздух.
— Привет, — сказала Марина. — Как твой дядя Игорь?
— Как ты и говорила — плохо, — ответил он. — Не думал, что увижу его таким.
— Я, конечно, понимаю, тебе сейчас, может, и не до того. Но в компании все же лучше. Мы думаем прогуляться у Волги, в кафешке посидеть, как ты?
— В каком составе?
— Вчетвером. Если с тобой…