Придумывать и оправдываться ему не хотелось.

Лиза ничего не сказала. Внутри у нее что-то тревожно забилось, как будто маленькая птица проснулась в груди и попыталась вырваться из клетки ее ребер. С одной стороны, ей очень хотелось, чтобы сегодня вечером случилось то, что привяжет ее к Маре еще сильнее; с другой стороны, она боялась, что все происходит слишком быстро и это может только испортить их хрупкие отношения.

Они пересекли мост и пошли по тропе через лес.

– Я поеду завтра утром, – сказал Мара.

– Хорошо, – тихо ответила Лиза. – Давай еще немного прогуляемся перед обедом?

– Давай, если ты не устала.

Лиза покачала головой, хотя после подъема на колокольню у нее болели ноги.

– Не хочу рано приходить.

– Ладно, – кивнул Мара.

Они прошли через ворота санатория и сразу свернули на окружную дорожку. Солнце низко ползло по ясному небу, иногда цепляясь за верхушки сосен, как будто не могло выбраться из глубокого болота. Очень скоро, едва успев взойти над холмом, солнце снова начнет тянуться к реке, пока полностью не скроется в воде.

– День становится все короче, – сказала Лиза; они оба сейчас думали об этом. – Через месяц самый короткий день в году.

– Надеюсь, ты встретишь его дома.

– Я тоже на это надеюсь.

– Все зависит только от тебя, помнишь? – прошептал Мара и крепче сжал ее руку.

Лиза не ответила. Вдоль забора все тянулась и тянулась бесконечная дорожка, она водила их кругами, лишь иногда немного удаляясь от санаторских корпусов.

14/

Маленькое одиночество и большое одиночество

Как и вчера, они поздно пришли в столовую и ели в одиночестве. А после обеда у Лизы были процедуры, поэтому Мара вернулся в номер один. Он долго провозился с заедавшим дверным замком, думая о том, что время в санатории остановилось давным-давно. Отсутствие магнитных замков, старые ковры в коридоре и протертые кресла на этаже слишком сильно отдавали душком из какого-то древнего, забытого мира – может быть, атмосферой советского фильма или пионерского лагеря.

Время – здесь оно застывало на часах и на лицах пациентов; оно вязло в зубах, как кусок безвкусной пищи после столовой. И с этим как будто можно было смириться, если не вспоминать о мире за стенами, где время делилось на секунды и доли секунд. Даже в его одинокой конуре на окраине Москвы не ощущалось такого явного отрыва от реальности. А стоило только подумать о настоящей городской жизни занятых людей, как вялотекущее существование в санатории тут же напоминало о забытых уголках: о клетках в зоопарке, о запертой комнате Мариной квартиры или о ловушках в тысячелетних, засыпанных песком египетских гробницах.

Мара зашел в номер, убрал бутылки в холодильник и лег на кровать. Он впервые был в номере Лизы один. Глядя в потолок, он лениво размышлял о том, сколько людей умерло на этой самой кровати, сколько неизлечимых больных и стариков лежали на ней прежде и, так же как он сейчас, смотрели в потолок. Сколько из них приняли здесь решение пойти в воду?

Через время, показавшееся ему небольшой вечностью, Мара встал с кровати и взглянул на часы: они сказали ему, что прошло не больше пятнадцати минут. «Как Лиза может жить в таком месте одна? – подумал Мара. – Все-таки она права: мое маленькое одиночество невозможно сравнить с ее большим одиночеством».

Он подошел к столу и долго смотрел на фотографию с черным уголком. Маленький мальчик, пойманный в ловушку времени, смотрел на него в ответ умным и неестественно осознанным для ребенка взглядом. Мара отвернул фотографию к окну, потом поставил телефон на зарядку. В социальной сети не было ни одного нового оповещения. На мгновение ему показалось странным, что никто, даже его приятель по переписке, не поинтересовался, почему Мары так долго не было в сети и где он пропадает. «А ведь правда, я не выходил в сеть всего-то пару суток!» Его потрясло это неожиданное открытие: в мире реальном, то есть онлайн, его не было всего несколько десятков часов, хотя ему самому казалось, что он успел прожить в санатории целую небольшую жизнь.

Мара открыл журнал принятых вызовов: в этом месяце, как, впрочем, и в прошлом, и в позапрошлом… он созванивался только с Аней. Список ее звонков, как скупая хроника его отношений, был полностью посвящен ей одной.

Он нажал кнопку вызова и с полминуты слушал длинные гудки.

Дверь номера приоткрылась, и в комнату вошла Лиза с сумкой для сменной одежды, из которой торчал уголок мятого полотенца. Она только что вернулась с процедур. Ее волосы были не до конца просушены и мило топорщились на затылке. Мара сбросил звонок.

– Я не помешала? Можешь выйти в холл и позвонить оттуда, там сейчас никого нет.

– Да нет, все нормально, я позвоню завтра из дома.

– Той подруге? – уточнила Лиза намеренно равнодушным голосом.

Мара кивнул.

– Надеюсь, у кота все в порядке.

– Я тоже.

Лиза прошла в ванную и стала разбирать вещи. Дверь за собой она не закрыла. Развесив белье, она подключила фен и стала сушить волосы перед зеркалом. Мара присел на кровати и прислонился к стене. С этого ракурса он видел тонкую правую ногу девушки, упиравшуюся в порог ванной комнаты.

Когда она выключила фен и вышла к нему, Мара притворился, что смотрит в окно.

– Ну вот, волосы так сильно отросли, – сказала Лиза, как будто оправдываясь.

Мара повернулся к ней, взглянул на ее неровную, но очень короткую стрижку и сказал:

– Разве? Мне так не кажется.

– Я же вижу, за два месяца здорово отросли. – Она покачала головой и провела пальцами по шее.

– Ты, что ли, наголо стриглась? – спросил Мара с улыбкой.

– Ну да, – просто ответила Лиза.

Мара удивленно уставился на нее.

– Ты как в армию собиралась?

– Можно и так сказать, – ответила она спокойно. – Я ведь правда думала, что начинается новая жизнь.

Мара помолчал, а она посмотрела в окно.

– Как думаешь, можем мы стать такими, как все? – вдруг спросила Лиза.

Мара пожал плечами.

– Не знаю. А кто эти «все»?

– Ну, те, что каждый будний день на работу ходят. А по выходным на велосипеде-тандеме катаются по паркам. – Она помолчала. – И никаких осьминогов, никаких ненастоящих проблем в их настоящих жизнях.

Мара внимательно посмотрел на Лизу, а она все глядела поверх его головы, и взгляд ее, казалось, разрезал пустоту комнаты на две равные части. В этот момент ему страшно захотелось выкурить сигарету.

– Это ты так думаешь, что у всех жизнь настоящая и они только и делают,