— Неплохо, неплохо, — медленно кивнул Иваныч, когда взвесил добытую руду. — Четыреста десять килограмм. Далеко не каждый столько способен добыть, поздравляю.

— А то! Ну что, тысяч на сорок хватит?

И тут Иваныч замялся, что само по себе было нехорошим звоночком.

— Слушай, Серега... Прости, думаю, хватит лишь на двадцать. Я не смогу заплатить тебе достаточно за всю добычу.

Пахнет кидаловом.

— В каком это смысле "не смогу"?

— Понимаешь... чёрт, не знаю даже, как объяснить. Ты слишком уж стараешься. Мне не нужно столько руды.

— Именно тебе? — вскинул я брови. — Может, ошибаюсь, но не ты здесь...

— Я не договорил! — неожиданно рявкнул Иваныч. — Будь добр, дай мне закончить!

Усач перевёл дух и продолжил, но тише, и во время монолога поглядывал на дверь, за которой скрылся охранник:

— То, что обычно добывается шахтёрской бригадой, рабочий УАЗик вывозит за один рейс. А ты сегодня столько надолбил, что придётся гнать второй. Бензин лишний раз жечь. Но хуже того, начнутся вопросы, почему сегодня добыли так много руды, а вчера и каждый день до этого — нет. Начальство спросит: почему впервые за год работы в осколке УАЗик ездил за рудой дважды? А я не смогу ответить.

Звучит странно, и не объясняет, почему я не получу деньги за свою добычу.

— Ну возникнут вопросы, и что?

— Я... в общем, я давно сказал начальникам, что шахта работает едва ли не на пределе, и ты сейчас этот предел на две десятых увеличил.

— И что? Я по-прежнему не понимаю, в чем мотивы лгать начальству.

— Да уже не важно, какие изначально были мотивы! Главное, что теперь есть установленная норма выработки, и ты изрядно её увеличиваешь. Начальство время от времени отправляет сюда проверяющих, но те идиоты ничего не смыслят в работе шахты и поиске рудных жил, зато очень хорошо умеют работать с бумагами. И с бумагами у меня как раз всё в порядке, — кивнул он на рабочие журналы. — Но твоя добыча — она ни к месту.

Какие-то скользкие у Иваныча отговорки. "Не важно, какие изначально были мотивы". Мне вот важно. Я именно этого и не понимаю.

— И чего мне делать, не посоветуешь?

Я думал, после таких откровений бригадира мягко подведёт меня к предложению типа "давай я за свои деньги у тебя половину руды выкуплю, но дам немножко меньше". Тогда вся предыдущая речь была бы логичной. Но старичок оказался хитрее.

— Давай, пока здесь нет охранника, ты заберёшь половину от добытого и продашь скупщикам, которые стоят во-он там?

Ух, и Иваныч, ух и альтруист! А как он здорово нашёл выход из положения! Ай-да молодец!

— А если я половину оставлю, чтобы ты учел ее в завтрашнюю норму?

— Придётся поговорить с охранником, сторожем и водителем рабочей машины, но думаю, смогу их уболтать закрыть глаза на несколько ящиков руды. Но завтра тебе придется пропустить смену, или на травы пойти. Поэтому лучше всё же продать квадруит дальше по улице.

— А не получится, что кто-то случайно увидит, как я продаю налево ресурсы организации, на которую работаю?

Иваныч раздражённо выдохнул.

— Серёга, вот посмотри на ситуацию здраво! Я помог тебе с часами, советы насчет бандитов давал, закрыл глаза на пропажу двух работников... — а вот и шантаж пошел. — ... так какой смысл мне подставлять тебя? Чтобы разрушить твоё доверие и оштрафовать на пять тысяч? Так ты зарабатываешь гораздо больше. Я так ценного работника потеряю: ты один несколько дней подряд делал одну пятую от общей добычи.

Я с серьёзным выражением лица слушал скупщика и глубокомысленно кивал. Охранник всё не заходил, пропадая гораздо дольше, чем необходимо, чтобы выкурить сигаретку. Думаю, мужик посвящён в непонятные дела с продажей ресурсов мимо кассы, и пока мы не договоримся, не зайдет.

— Ладно, давай деньги, — кивнул я, и за пару минут перетащил на брезент половину руды, после чего переместил ее в убежище.

— Пойми, если бы я мог, я бы купил...

— Да это понятно. Ладно, пойду, меня еще дома ждут.

Один из скупщиков — мужичок в распахнутой кожаной куртке — стоял там же, где и всегда и разговаривал по телефону. Его товарищей видно не было: похоже, наконец выучили, что сборщики уходят до пяти часов, и после команды зачистки больше никого ждать не стоит. Или же они обычно стоят до вечера потому, что им не только сборщики могут что-то продать?

— ...понял, без проблем, — завершил разговор скупщик и посмотрел на меня. — Хотел чего-то?

— Да. Есть руда с квадруитом, килограмм под двести.

— Двести кило? И где же ты ее прячешь? Насколько я знаю, пространственный браслет твоей модели вмещает не больше семидесяти килограмм.

— В трех пространственных браслетах. Показывай весы.

Мужичок хмыкнул, но перечить не стал.

— В машине они. Идем.

УАЗ патриот, который пикап, был припаркован в десятке метров от закутка, в котором обычно стояли скупщики. В кузове машины стояли большие напольные весы.

— Выгружай руду рядом с агрегатом, чтобы далеко не тащить.

Следующие десять минут ушли на то, чтобы выгрузить руду, взвесить и дождаться, пока скупщик отслюнявит мне...

— Пятнадцать тысяч? Серьезно?

— Понимаю, цена не слишком хорошая. Но другой я предложить не могу, ведь ты этот квадруит украл.

Я посмотрел на мужика, пытаясь понять, шутит ли он. Вроде бы нет: стоит спокойный, тянет деньги. Бумажник, из которого достал купюры, в карман засовывает.

— Сегодня чего, скидка на краденное? — медленно спросил я. — Пол года назад цена была сто десять рублей за кило квадруита, притом, что скупщики компаний у осколков давали сто. У них цена не изменилась, а ты теперь скупаешь за семьдесят пять. В чем смысл мне идти мимо скупщика моей компании и продавать руду тебе?

— Здесь лишь твое дело — продавать или нет, я тебя ни к чему не принуждаю. Не согласен брать такие деньги — забирай краденное и уходи. Но если пообещаешь каждый день сдавать столько, завтра можем условиться на той же сотне, идет?

Я задумался. Тридцать пять тысяч за шесть часов работы — это хуже, чем сорок, которые будут завтра, но сомневаюсь, что быстро найду скупщика, который покупает дороже и держит язык на замке.

— Ладно, давай деньги.

— Вот