— Кому-то, кажется, влетит, — ехидно заметила Маруся, хотя в глубине души она была очень рада, что они избегают встреч. В таком виде встречаться ни с кем не хотелось.

— Не дрейфь… Найдем мы тебе сосиски, — невпопад ответил Нос и, еще крепче сжав марусину руку, вывел ее на лестницу.

— Ну уж нееет, — возмутилась Маруся, по ступенькам в таких лыжах я точно не пройду.

— Ты умеешь ставить зеркало?

— Это то что… Эем рассказывал.

— Тебе объясняли — как?

— Еще нет…

— Ок… Давай попробуем другой вариант… У тебя есть какая-нибудь любимая песня, которую ты знаешь наизусть?

— Кажется, ты совсем рехнулся…

— Ну есть?

— Ну есть.

— Можешь ее громко петь про себя? В голове. Не вслух, а в голове, но как будто ты очень громко поешь?

— Могу, наверное…

— Пой. Только очень громко.

Маруся отшатнулась от Носа, как от безумного.

— Пожалуйста. Пой… Пой песню.

Нос быстро достал из кармана сложенный в несколько раз листок, сунул его в руки Марусе и быстро сбежал по лестнице, оставив ее одну.

Видимо, этот странный поступок был настолько неожиданным, что заставил мозг работать быстрее и, каким-то образом Маруся догадалась, что громкое пение «про себя» должно заглушить то, что она прочитает в записке. Она наклонилась, подняла лист бумаги и развернула его.

«Я отключил этот сектор от наблюдения. Надеюсь, ты поешь достаточно громко? Обернись и посмотри на стену. Там есть отметка».

Петь и читать записку было очень сложно. Марусе казалось, что слова вплетаются в текст песни и предательски выдают себя.

«Это самое хрупкое место на базе. Попробуй разрушить его».

Бред… Почему разрушить? Зачем?

«Можешь считать меня параноиком, но мне кажется, тебе лучше свалить отсюда».

Маруся свернула записку и попыталась спрятать ее в карман. Однако в больничной рубашке карманов не оказалось. Выбросить такой текст было нельзя… Тогда куда спрятать? Маруся стянула с пятки кроссовок Носа и просунула записку под ступню.

Петь она перестала. Наверное, потому, что это была невыполнимая задача. Если бы она точно знала, что делать, она бы, наверное, и смогла, но тут… Тут было слишком много непонятного, о чем необходимо было подумать.

Во-первых, было непонятно, зачем бежать. За все время пребывания на базе и изучения этих людей у нее сложилась более-менее четкая картинка, и в этой картинке злодеев не было. Во-вторых, Нос сам только что сказал, что арки никого не убивают. В-третьих… Маруся обернулась и посмотрела на стену. Там действительно стояла маленькая отметка в виде крестика… Так вот, в третьих, зачем ей бежать таким странным и сложным способом, если у нее есть… Маруся снова машинально похлопала себя по бедрам, вернее, по тому месту, где должны были быть карманы, которых не было… Карманов не было. И не было змейки.

Это открытие оказалось столь неприятным, что Марусе сразу же стало страшно. Ведь теперь в параноидальной записке Носова начал появляться смысл…

На лестнице послышались быстрые шаги, будто кто-то бежал сверху вниз.

— Стой, стой, стой! — это был голос мамы.

Наконец, она сама появилась перед Марусей, запыхавшаяся и веселая.

— Я тебя умоляю! — закричала Ева, вытягивая руки вперед, — не разрушай нашу базу!

Маруся перестала что-либо понимать и сильнее всего ее смущал радостный вид Евы.

— Это розыгрыш! Дурацкий школьный розыгрыш. Они так проверяют всех новичков…

— Проверяют?

— Этот крестик здесь был всегда, — улыбнулась Ева. — Стена непробиваемая, за стеной тонны и тонны песка, а камеры не выключены.

Как это похоже на Носа! Маруся чуть не взорвалась от злости.

— Сейчас они все наблюдают тебя на мониторе, слушают песню в твоей голове и хохочут… — Ева пожала плечами. — Это же мальчишки. Ничего святого.

«Поздравляю с боевым крещением!» — услышала Маруся голос Носа в голове.

«Я убью тебя!» — так же мысленно крикнула ему в ответ Маруся.

— Не обижайся, — Ева обняла Марусю и заглянула ей в глаза, — хорошо?

— Нехорошо…

Маруся сгорала со стыда и в данную секунду ненавидела всех, кто находился на базе.

Стало понятно, почему пропали тапочки. И почему Нос предложил свои ужасные кроссовки! Сделали из нее пугало, а теперь сидят и ржут, как свиньи… Образ ржущих свиней перебил марусин гнев и она не сдержала улыбки.

— Все равно я их убью, — чуть более дружелюбно, но все еще с обидой сказала она.

— Они этого заслуживают, — с притворной серьезностью согласилась Ева.

— А где змейка? — неожиданно вспомнила Маруся и с подозрением посмотрела на мать.

Ева вытащила змейку из кармана и протянула Марусе.

— Змейка твоя. Можешь пользоваться ею, сколько угодно.

Маруся забрала змейку и сжала ее в кулаке.

— А теперь давай вернемся в палату. Если хочешь сосисок, я принесу.

— Не, не хочу, — снова расстроилась Маруся, так как ей напомнили о неприятном эпизоде.

Мысль о том, что Илья тоже сидел там и смеялся, казалась ужасной. Он ведь наверняка все знал и тоже участвовал в розыгрыше… Это было так обидно и отвратительно, что Маруся даже мгновенно разлюбила его.

Ева протянула руку и потрепала Марусю по волосам.

— Идем… Я провожу тебя, чтобы ты не упала.

Маруся сняла кроссовки и отшвырнула их ногой в сторону. Оставаться и дальше в роли клоуна ей не хотелось. Они дошли до медицинского корпуса, и Маруся прошлепала босиком до своей кровати, попутно отмечая, что соседний блок оказался уже заперт. Сквозь пластиковые стены были видны тени людей и тихое жужжание приборов.

— Кого-то привезли? — спросила она у Евы без особого интереса, просто чтобы о чем-то спросить.

— Сюда постоянно кого-то привозят, — кивнула Ева.

— Если это новенький, я обязательно расскажу про ваш идиотский розыгрыш, — предупредила Маруся.

— Хорошо! Но сначала поспи.

— Не хочу спать… — сказала Маруся и зевнула.

— Это только кажется. Инъекция дает ощущение бодрости, но на самом деле ты не выспалась и очень устала.

— Ощущение?

— Нет, нет. Это бодрость, но не твоя. Это привитая бодрость, — Ева перешла на ласковый, почти домашний тон. Таким голосом говорят мамы, когда пытаются уложить спать своих детей. — Сейчас тебе кажется, что ты можешь свернуть горы, но как только твоя голова коснется подушки, ты сразу уснешь.