но особого облегчения не принес. – Поверь, я не вижу в этом ничего постыдного или зазорного. Я знаю, что это естественно! – Я промолчала, не зная, что на это ответить. Так оно, конечно, и есть, но вот мои личные принципы о том, что мужчинам не следует знать всего, искоренить уже невозможно. – Рин, выйди, пожалуйста. Все в порядке, поверь. Тебе нужно вернуться в постель. Ты же еще болеешь…

– Дай умыться, – помолчав, пришла я к выводу, что ни просидеть до конца жизни в этой ванной, ни выбраться через окно и уехать из страны, у меня не получится… Потому остается лишь принять свой позор с ошметками чести, как данность.

– Хорошо. Я пока чайник поставлю, ладно?

Умывалась я долго, с учетом того, что нос у меня распух еще вчера от насморка, а сегодня из-за рыданий все стало выглядеть и вовсе безобразно.

Когда вышла, чай меня уже ждал на знакомом столике у постели, в которую я, не поднимая взгляда, забралась и плотно укрылась.

– Рин, посмотри на меня, пожалуйста, – понаблюдав за мной, попросил Вадим, что я выполнила неохотно. – Я просто хочу, чтобы ты понимала, что ничего страшного не случилось, – заглядывая мне в лицо, произнес Некрасов. – Я – взрослый мужчина, которого уже мало что может смутить в этой жизни после всего того, что уже произошло в ней. Особенно в отношении женщины, которая заботилась обо мне все эти дни. Понимаешь это? – проникновенным голосом потребовал от меня ответа Вадим.

– Меня зовут Рината, – выпалила я неожиданно даже для себя.

– Что? – не ожидавший такого поворота событий, моргнул Вадим.

– Мое полное имя – Рината. Когда-то ты называл меня так. Мне так привычнее, – слабо усмехнулась я, пожав плечами.

– Я знаю, как тебя зовут. Еще в больнице узнал у Славы, – нахмурился Вадим. – Очень красивое имя.

– Почему же звал сокращением? – теперь я удивилась.

– Потому что тебя так называют друзья, – в свою очередь поджал плечами Вадим и улыбнулся. – Я хотел быть тебе другом, потому и звал, как твои близкие. Но, если тебе нравится, когда тебя называют «Ринатой», я не против.

– Меня почти никто так не зовет, – грустно улыбнулась я. – Потому, когда ты называл… называешь меня «Ринатой», это звучит по-особенному. Более лично.

– Хорошо, Рината, – улыбнулся он и протянул руку, чтобы дотронуться до моего лица, чего я ждала, затаившись и ощутив какую-то странную, интимную ассоциацию в этот момент.

Но мгновение разрушилось в одну секунду, когда раздался звонок домофона.

– Это, кажется, доставка, – засуетился Некрасов.

– Доставка? – занервничала я.

Мужчина улыбнулся, но отвечать не стал, поторопившись открыть дверь и впустить курьера. Через две минуты он вернулся в комнату с внушительным пакетом в руке.

– Что это? – нахмурилась я с подозрением, когда передо мной на одеяло поставили этот самый пакет.

– Я вчера позвонил знакомому врачу, он посоветовал некоторые общеукрепляющие и противовирусные. Я сделал предварительный заказ в ближайшей аптеке, и с открытием лекарства привезли.

– Это все лекарства?! – опешила я, посмотрев на пакет, который смог бы вместить половину аптечного склада.

– Не все, – засмеялся Вадим. – Утром ты сказала мне про твой телефон, и я понял, что вчера мы никому не сообщили, что ты у меня. Я позвонил Кари и предупредил, что ты пока без телефона и чтобы тебя не искали. А еще спросил, какой у тебя любимый десерт, решив, что тебе потребуется небольшое «утешение» после подобного утра. Потому основной заказ в курьерской службе я дополнил еще тортом «Пьяная вишня в шоколаде». Ну, если верить Кари, то ты его любишь.

– Люблю, – потерянно выдохнула, посмотрев на очертания коробки в пакете, понимая, что эти два килограмма я буду есть долго, с удовольствием и давясь слезами умиления.

* * *

Глава 14. Вадим

Вынул из духового шкафа мясо и посмотрел на электронные часы. Уже скоро она должна приехать. От этой мысли я улыбнулся и снял фартук, покосившись на стол в гостиной с еще пока не зажженными свечами. Сегодня у меня особый день и хочу, чтобы этот вечер также стал особенным для нас. Одним из многих, если все пойдет так, как я планировал.

Эта чертовка избегает меня! Больше недели! С того самого дня, когда Рината, несмотря на мои попытки задержать ее, все же уехала к себе домой, как только температура спала. Что произошло уже днем в тот день с этим… неловким утром.

Мне казалось, что мы расстались в тот день на вполне приятной ноте, забыв про неловкость, но, как после выяснилось, ошибся. Иначе ее поведение я не мог понять.

Она отвечала на звонки и, не вдаваясь в подробности, рассказывала о ходе лечения… но я понимал, что она старалась как можно скорее завершить разговор. Первую неделю я не настаивал и даже не заикался насчет ее приезда ко мне, зная, что прежде ей следовало выздороветь. Но прошло уже пять дней с тех пор, как она вышла на работу. Это она тоже не скрывала. Но приехать отказывалась под различными отговорками: то работа, то устала, то неважно себя чувствует. От моего предложения приехать к ней она категорически отказалась, мотивируя свое нежелание тем, что мне не следует перенапрягать ногу.

Скосил взгляд на лангетку, к которой так привык, что обходился ей одной, даже без костылей. Приходилось хромать, чтобы не тревожить кость, но по сравнению с последним месяцем жизни – сейчас я буквально бегал.

Но сегодня… сегодня мне это надоело. Я намеренно молчал о том, что могу ходить самостоятельно, и сегодня мне это пригодилось. Прежде я хотел встретиться с ней просто так, надеясь, что одного моего предложения окажется достаточно. Но Рината решила упрямиться и прятаться.

Потому я решил играть по ее правилам и сказал, что сегодня ощутил, как нога стала сильно беспокоить. Мы договорились, что она свозит меня после работы на прием к врачу. Лишь под этим предлогом она пообещала что-то придумать и вырваться с работы.

Я полагал, что она не сильно обрадуется, когда узнает, что я ее одурачил, но я буквально отчаялся. И все же, надеюсь, что она успеет меня выслушать, прежде чем прибить.

Усмехнулся, вспоминая ее горящие синим огнем прищуренные глаза, когда она злилась, и в который раз про себя подумал, что какую бы эмоцию ни видел на ее лице, она казалась мне все более красивой…

Хотя более красивой, чем я запомнил ее в первое мгновение, когда увидел там, в палате, трудно припомнить, даже несмотря на синяки и ссадины. Вздохнул, сел на стул, вытянув больную