class="p1">От собственных мыслей голова стала болеть лишь сильнее, а я поспешила прибраться после себя и, переодевшись, выйти из ванной.

Гостевую я уже видела, потому заблудиться не могла. Там меня ждала разобранная, чистая постель с белоснежными простынями и столик на колесиках, на котором стояли чайник, чашка, мед, нарезанный лимон и стакан с водой. Приблизившись, увидела, что на салфетке отдельно лежит градусник и какие-то таблетки.

– Рин, не стой на холодном полу босиком, – услышала я голос сбоку и обернулась на Некрасова, которого не сразу заметила. Он как раз закрывал стенной шкаф, куда прятал покрывало. Казалось, мой нелепый вид его нисколько не тронул, и мои босые ноги – единственное, что сейчас интересовало мужчину. – Залезай в постель и померь температуру. Нужно понять, можно ли ее сбивать, – добавил он, балансируя на одной ноге. На новую лангетку он старался не вставать, хотя врач предупредил, что она довольно крепкая и ступать на нее можно.

Я не сдержалась и вновь шмыгнула, прикрыв нос салфеткой, что прихватила из ванной. После послушно последовала совету, так как меня продолжало безбожно знобить. Потому с особым наслаждением забралась под ватное плотное одеяло, тепла которого, к сожалению, оказалось недостаточно, несмотря на то, что натянула его до подбородка.

Сунув под мышку электронный термометр, я откинулась на подушки и почувствовала себя почти по-детски. Последний раз, когда я так болела и выслушивала за босые ноги – было еще во времена, когда я жила с родителями и обо мне заботилась мама.

Теперь же за мной ухаживал мужчина, к которому я проявляла противоречивые чувства. О ком, вообще-то, я сама должна была бы заботиться. Отсюда чувствовала я себя более чем прескверно…

Еще этот озноб… из-за ломоты тела, не могла найти удобное положение, а ноги так и вовсе казались ледяными, отчего приходилось их постоянно поджимать под себя.

– Я сейчас приду, – понаблюдав за мной, оповестил меня Вадим, о котором я вновь успела позабыть за собственными проблемами. Меньше, чем через минуту он вернулся в комнату, постукивая костылем и протянул мне… носки. Мужские и шерстяные, грубой, толстой вязки. – Поверь, они быстро греют, – улыбнулся Некрасов в ответ на мою растерянную физиономию.

– Спасибо, – выдохнула я еле слышно и приняла носки, послушно натянув их на озябшие ступни. Носки кололись, были мне безнадежно велики, как и вся одежда, что сейчас была на мне, но в них действительно было приятнее.

– Сбивать нельзя, – посмотрев на термометр, оповестил меня Вадим и нахмурил густые брови.

– Плевать, – дрожаще буркнула я, плотнее кутаясь в одеяла. – Дай мне аспирин и мне станет лучше.

– Я так подозреваю, ты нечасто болеешь, да? – усмехнулся мужчина мрачно. – Пей чай, лимон, мед. Тебе следует пропотеть хорошенько и температура сама спадет. И давай без капризов, хорошо? – вздернул он бровь, как родитель на непутевого и… капризного ребенка. – Можешь выпить анальгетик, указал он на таблетки на салфетке. – Поможет справиться с судорогами и головными болями. Выпьешь чай и постарайся уснуть.

– Слушаюсь, «папочка», – проворчала я, с готовностью беря в рот таблетку, и едва не поперхнулась, услышав:

– «Медведь» мне нравится больше, – уже уходя из комнаты, негромко усмехнулся мужчина, пока я растерянно смотрела ему в спину, удивляясь, что он запомнил тот единственный раз, когда я его так назвала.

* * *

Через час мне слегка полегчало, после литра горячего чая, но недостаточно, чтобы нормально уснуть. Потому ворочалась я едва ли ни с ускорением, утопая в собственных невеселых мыслях.

В приоткрытую дверь постучались негромко, а после вошел Вадим.

– Не спишь? – посмотрел он на меня во мраке одного-единственного ночника.

Молча покачала головой, приподнявшись на подушке. Некрасов подошел, сел на край постели, отложил костыли, а после приложил ладонь к моей щеке.

– Температура немного спала, – слабо улыбнулся он. – Холодно?

– Терпимо, – тихо ответила я, но неосознанно поежилась. Причем, даже не от холода, а от теплого прикосновения, которое принесло немного облегчения. В чем признаваться даже себе было непросто.

– Хочешь, побуду с тобой, пока не уснешь? – неожиданно поинтересовался мужчина, пристально посмотрев в мое лицо. Казалось, что краснеть больше, чем я уже покраснела из-за лихорадки, не могла, но я все равно ощутила, что готова подпалить под собой простыни.

И для собственного душевного спокойствия, и из правил приличия наверняка нужно было отказаться. Учитывая, как на меня действует даже невинное прикосновение его ладони, стоило бы проявить сознательность и отгородиться… держать дистанцию. Хотя бы ее видимость.

Но я решила проявить очередную слабость, в которой не смогла себе отказать. Завтра я буду убеждать себя, что проявила малодушие, поддавшись болезни, жалости к себе. Завтра я в это непременно поверю, несмотря на то, что знаю, как сейчас обстоят дела на самом деле. Какими бы запутанными сейчас ни были отношения между нами, мне по-прежнему тепло и спокойно рядом с ним. Мне нравится его присутствие рядом, и я готова мурчать даже от малейших прикосновений…

– Хочу, – едва слышно призналась я. Вадим слабо улыбнулся, забрался в постель и лег поверх одеяла. После притянул меня к себе и положил мою горячую головушку к себе на плечо, обняв за плечи.

А я… я боялась дышать, не желая спугнуть момент. Так хотелось верить, что все произошедшее в последние недели – всего лишь дурной сон. Не было ни этого глупого разговора Некрасова и Вики, который разрушил мои очередные наивные мечты, открывая глаза на жестокую действительность. Не было той боли, сравнимой с ощущением от предательства Артура, которую я не хотела признавать, прикрываясь привычной маской безразличия. И дома, в той командировке, по вечерам я ревела не просто из-за морального напряжения, в чем пыталась себя убедить…

Не было той аварии, которая испугала так, как никогда прежде в жизни, едва не отняв того, кто, несмотря ни на что, стал очень дорог… безумно дорог.

Не было этой амнезии, которая все же, в какой-то степени, забрала у меня прежнего, привычного и дорогого Вадима…

Не было этих дней общей неловкости, когда приходилось вновь притворяться безучастной и спокойной, видя, что Некрасов не помнит меня… Знакомиться заново с тем… кого все-таки потеряла, без особой надежды, что однажды он меня вспомнит, и со страхом, что новое знакомство ЭТОМУ Вадиму не понравится.

Сейчас хотелось прикрыть глаза и притвориться, что все хорошо. Что не будет утра неловкости, когда мы вновь вспомним, что всего лишь чужие люди друг другу.

И все же я закрыла глаза, позволяя себе еще несколько минут приятного забвения и веры, что все будет хорошо. Малодушного самообмана, с которым завтра утром придется