– Бежать! Выйти отсюда.

Как громко… Потому что это не волна, то есть это волна, но звуковая. Кто-то заговорил, и Киму трудно понять кто, хотя все сидят рядом. Все так близко, и все так много думают, так много и больно думают…

– Мамочка!.. – тонкое, жалобное. Это говорит Рут.

– Конец, это конец, – кто-то из бойцов, тоже вслух.

– Надо наружу. Мы здесь задохнемся, – и точно, после этих слов Власа Ким сразу чувствует, что ему не хватает воздуха.

Стены транспорта сжимают его в железном кулаке. Волны, волны со всех сторон, мысленные крики, мольбы о помощи, рыдания… Кто-нибудь, уберите, выключите это немедленно! Он больше не может, не хочет!!!

Ким совершенно отчетливо понял, что единственное, что сейчас может ему помочь, – это выбраться из транспорта. Но приказ Каверина все еще удерживал его. Это не он с неразборчивым выкриком отстегнул ремень, вскочил с места и кинулся к люку: это был Риман.

– НИ С МЕСТА!!! – Ким впервые с начала этого кошмара услышал голос командира, но тот едва донесся до него сквозь адскую какофонию в ушах.

Риман уже успел отвернуть все ручки на двери, бормоча: «Выйти, выйти…» – дверь распахнулась, снаружи брызнул красноватый свет, и пахнуло нагретым железом. Капитан вскочил, попытался перехватить бойца, но все движения его были какими-то плавносмазанными, как будто Каверин двигался в жидком масле. Риман отчаянно лягнулся и выскочил из транспорта. Командир кинулся следом.

В транспорте как будто взорвался снаряд – и за ним начали детонировать другие. Влас вдруг исступленно выкрикнул: «За ними, скорее! Все уходим!» – и сорвался с места. Ерик уже был у двери, крича: «Стой, дебил!» Панько и Сун, пошатываясь, поднялись с мест; Рут, всхлипывая, отчаянно тащила Киру к выходу. Кима качало, он боялся, что не дойдет до двери, но все же дошел и вывалился на воздух, и его с головой макнуло в малиновое зарево: прямо перед ним висело солнце – зловещее, едкое, сводящее с ума.

А потом он бежал. Много минут без передышки – или много часов? Все, что он знал, это что ему нужно оказаться как можно дальше от проклятого места и от чужих болезненных мыслей, которые так терзали его бедную голову.

Когда Ким очнулся, солнце уже почти село. Он лежал ничком на земле, и вокруг, насколько хватало обзора, не было ничего, кроме каменистой земли, песка и жалких ссохшихся пучков травы. Ему стало холодно. Рассеянно оглядев себя, Ким сообразил: правильно, они ехали без термокостюмов. Здорово болело плечо; повязка сползла и размоталась, свисая грязными потрепанными петлями, а царапины, после того как Кима потаскало по салону, опять кровоточили.

Он сел, осмотрелся еще раз. Никаких следов на песчаной почве, ничего… Откуда же он примчался, не разбирая дороги, как курица с оторванной головой? И где сейчас остальные?

В любом случае, если он хочет их найти, начинать нужно прямо сейчас. Ночью на Открытой земле, в одиночестве, без укрытия, одежды и оружия… Верная смерть. А солнце скоро сядет.

Солнце… Ким с содроганием вспомнил, каким чудовищным показался ему пурпурный свет, когда он только выбрался из машины. Наверняка он бежал прочь от него. За это время диск сместился – знать бы насколько!

Без особой надежды он достал из кармана пласт-фон, но обнаружил, что аппарат не подает признаков жизни. Если сейчас неправильно выбрать направление – можно бежать по этой степи до скончания века. Так. Что рассказывал Ерик? Ориентирование по солнцу… Вспоминай, Ким, вспоминай!

Когда начался переполох из-за Магнитки, был как раз полдень – Риман сказал. Прошло где-то с полчаса, и потом их мотало. Тоже с полчаса где-то. Потом они остановились, и начался тот мрак. Здесь уже сложнее… Часа два? Скорее, три. Но ему было больно, и раз ему кажется, что три, значит, на самом деле меньше. Значит, два часа, и потом… Ким прикинул, сколько он мог пробежать до полного упадка сил. Неплотный завтрак, гликогена в мышцах и печени хватило бы на… Нет, неправильно: его подхлестывали адреналин и кортизол, он мог сделать сверхусилие и бежать. Все равно, никак не больше двух часов кряду.

Солнце за два часа должно было сместиться на тридцать градусов. И, Вселенная, пожалуйста, пусть окажется так, что эти два часа он бежал по прямой!

Не медля больше ни минуты, Ким поднялся и рванул назад.

Почти сразу стало ясно, что попасть сюда было намного, намного легче, чем будет теперь вернуться. Свои запасы энергии он истощил полностью. Невыносимо хотелось пить, но пить было нечего, и думать об этом было нельзя. Можно думать о том, что он бежит уже десять минут, и, значит, ему осталось всего лишь час пятьдесят до транспорта… Если, конечно, он не ошибся с направлением, но об этом тоже нельзя думать.

Как удачно, что в Коллекторе бег на длинные дистанции давался ему лучше всего! И как неудачно: ведь иначе он, идиот, не умотал бы так далеко. Жгло легкие, ныло больное плечо, вскоре заболели и ноги. Ким не смел слишком разгоняться, чтобы не перегореть, но и сбавить темп боялся, потому что солнце было против него – в этом месте все было против него.

А хуже всего то, что минуты текли, уходили в песок, а Ким все бежал; и все страшнее становилось бежать, бежать, а в конце концов так ничего и не увидеть.

Он уже тысячу раз потерял надежду, собирался плюнуть на все, лечь на землю и подождать милосердного конца, но продолжал гнать себя вперед. И в конце концов на фоне последних закатных пурпурно-лиловых лучей он увидел транспорт. Ким долго не верил своим глазам и стоял, упираясь ладонями в колени, а потом, не находя сил даже как следует обрадоваться, пошатываясь, пошел к нему.

Там были какие-то люди – Ким плохо видел против солнца, но их точно было гораздо меньше десяти. Остальные внутри? Или…

Пришлось приказать себе трижды, прежде чем он сумел опять перейти на бег. Уже можно было что-то рассмотреть: вот Рут с Кирой сидят на земле, обнявшись. Рядом – кто это, невысокий – Сун? Да, он, и Каверин. И… все?!

Последние метры Ким преодолел почти ползком и, добравшись до женщин, упал на колени.

– Что… – Ему казалось, что слова произносят именно так, но, видно, он ошибался: звука не было.

– Не спеши, парень, отдышись, – Каверин присел перед ним на корточки и вытащил из кармана плоскую флягу, к которой Ким тут же с жадной благодарностью припал.

– Где… остальные… – На этот раз получилось чуть лучше.

Каверин не ответил. Рут монотонно раскачивалась из стороны в сторону: присмотревшись, Ким увидел, что Кира лежит на руках у дочери с закрытыми глазами.

– Она?..

– Чш-ш… – непривычно тихо и мягко перебила девушка. Глаза ее припухли, но были сухими. – Спит. Не буди.

Ким обвел взглядом окрестности. Горизонт пламенел все слабее, все краски блекли на глазах.

– Командир, – он сглотнул, – Что произошло? Где остальные, внутри?

Вместо Каверина ему ответил Сун: