А потом он увидел, как упал Каверин, и сразу трое волков накинулись на него, лежащего на земле. Ким заорал и бросился на выручку вместе с Панько. Они подскочили одновременно, с огромным усилием оторвали двух зверей от командира. Третьему в шею вонзился нож Рут.

Лицо Каверина было чудовищно изувечено. Ниже подбородка зияла кошмарная рана, клекотавшая на вдохе и выдохе. Ким наклонился, не соображая, что сделать, как помочь, и взгляд командира остановились на нем:

– Горжусь… своей фамилией… Каверин… – просипело где-то в раскромсанном горле, а потом глаза капитана ушли под веки, и клекотание прекратилось.

Ким вскинул голову. Панько дышал с присвистом, расставив ноги, чтобы легче было стоять. Рядом с Кимом припала на одно колено запыхавшаяся Рут – целая и, кажется, невредимая. И Влас был здесь: стоя на четвереньках над одним из зверей, добивал его камнем.

Среди полутора десятков волчьих тел, устилавших каменистую землю, без движения лежал Сун, ивот теперь— командир. Поредевшая стая отошла немного назад.

– Они нападут снова, – сказала Рут. – Вроде небольшие, зато упорные. Не отстают, пока перевешивают числом.

– Превосходят числом, детка, лучше говорить «превосходят»…

Ким обернулся и в свете последнего еще горевшего фонарика различил на ступеньке транспорта юбку с яркими цветами.

– Мама!!! – закричала Рут, – Что ты там делаешь?! Немедленно полезай обратно!!!

– Да брось, дорогая, – спокойно проговорила Кира. – Я предпринимаю заведомо обреченные попытки открыть феноменально не ко времени захлопнутую дверь, а ты предлагаешь мне вместо этого улечься под этой махиной, чтобы досмотреть все до конца и съеденной быть в последнюю очередь?

Ким посчитал волков. Выходило, что их осталось не меньше, чем полегло.

– Тут сенсорная панель с цифрами, – сообщила Кира. – У кого-нибудь есть мыслишки?

– Код из пяти, – с трудом проговорил Панько. – Но ее не закрывали на код, понимаете?! Бесполезно пытаться.

– Ну все лучше, чем так… – протянула Кира. – Пять цифр от нуля до девяти дадут нам…

Прежде чем они успели услышать, что именно, Панько крикнул:

– Сгруппироваться! В кольцо!

На этот раз звери действовали осторожнее. Они кидались реже, но по двое – по трое. Каждый бросок, каждая удачная попытка увернуться давались Киму с огромным трудом. Людей оттеснили почти к самой машине, силы у них были на исходе, и волки это чувствовали.

И когда Ким уже попрощался с надеждой, ему вдруг показалось, что откуда-то сзади и сверху на них пролился свет. Опять послышался громкий призывный голос Киры:

– Дверь! Она открылась!

Ким не мог оглянуться, но спустя секунду Кире вторил крик Власа:

– Открыто, сюда, скорее! – Но попасть внутрь они пока не могли: волки опять осмелели и бросались со всех сторон, покажи им спину – и…

– А-А-А!!! – Низкий и густой рев берсерка заглушил все другие звуки побоища. Панько пошел вперед, напролом и был настолько дик и страшен, что стая отпрянула назад, щерясь и приседая. Ким почувствовал, как его дергают и тащат назад, они с Рут на одном вдохе проскочили несколько метров до распахнутой двери, и Влас с Кирой втянули их внутрь.

Ким обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть в лучах льющегося из транспорта света, как большая фигура бойца падает, обвешанная мохнатыми телами, и услышать, как захлебывается под навалившейся на него массой боевой клич Панько.

– Отойди… Да отойди же, ему уже не помочь! – Влас отбросил Кима от двери и захлопнул ее.

– Девы…

– Поздно, – Влас, тяжело дыша, привалился спиной к двери и сказал уже тише: – Поздно, Ким.

Ким и сам знал, что поздно. Он медленно отвернулся от двери и поймал взгляд Киры – грустный и понимающий.

– Вы нас спасли, – проговорил он, – Вы все-таки открыли ее. Никто не верил.

– Было бы и правда поучительно, но на самом деле это не я. Я уже и пытаться бросила, – неожиданно сказала Кира. – Это он ее открыл, – она мотнула головой куда-то назад, через плечо.

Оглушенный произошедшим, потерявший всякую способность разумно мыслить, Ким поглядел ей за спину. Там стоял, опираясь на стену, белый как мел Индра.

Несколько секунд они тупо смотрели друг на друга. Тяжеловесный, неповоротливый мозг Кима силился охватить происходящее, но, похоже, контакт был бесповоротно потерян. Как так получилось? Как вышло, что со времени своей пробежки в степь и обратно он ни разу не вспомнил об Ино?

– Ты все это время был здесь?

– Да, – бесцветный голос был так мало похож на Индрин обычный, что Ким переспросил:

– Индра?

– Да, я все это время был здесь, – чуть громче повторил Индра. – Когда все побежали, я остался в транспорте.

– Почему? – тупо спросил Ким.

– А почему вы бежали? – вопросом на вопрос ответил тот.

У Кима перед глазами все плыло. В неверном свете аварийного освещения четыре человека в салоне казались расплывчатыми, смутными, ненастоящими. Пятеро, их осталось только пятеро…

– Почему… ты не помог?

– Я был заперт.

Ким почувствовал, что через секунду упадет; кое-как прошел мимо Киры, мимо Индры, упал в первое же кресло и уставился прямо перед собой. Через несколько минут картинка размылась, потускнела и пошла волнами; и Ким не сразу понял, что это не очередной подвох этой больной реальности, а просто слезы, которые просятся наружу, – а почему-то не могут.

Он просидел так какое-то время, и его не трогали. Собственно говоря, остальные тоже молча попадали в кресла, кто где, и застыли. Спустя какое-то время зашевелилась Кира, она с чем-то возилась сзади, потом долго чем-то шуршала. Дочь присоединилась к ней.

– Ким, встань. Встань, пожалуйста.

Он послушался, и обе женщины внимательно осматривали его, осторожно отводя в сторону обрывки одежды. Его попросили повернуться, потом ненадолго оставили в покое, потом снова трогали, ощупывали, чем-то намазывая.

– Вот только это плечо… что бы с ним придумать, детка, а?

– Плечу уже двое суток, сильно лучше ему не сделать.

Потом Кира рассказывала Индре, что случилось с ними снаружи. Ким закрыл глаза и оглох бы, если бы мог. Рут сидела в соседнем с ним кресле, и было слышно, как она мелко и часто что-то глотает. Затем фляжка оказалась у него в руках, и он тоже пил – сперва машинально, а потом со все нарастающей жадностью.

– Возьми, поешь, – он отрицательно мотнул головой, но Рут упрямилась, подносила что-то к самому его рту: – Давай-давай. Надо, так и загнуться недолго.

Он прожевал и проглотил что-то, вкуса чего не заметил. Нахмурив брови, Рут протянула ему еще что-то, маленькое и блестящее: