— Тише, — прошептал он ей на ухо и почувствовал, как она вздрогнула, а потом замерла. — Если, конечно, ты не желаешь натравить людей своего отца на меня, дорогая жена.

Даже охваченный злостью, Йен остро чувствовал мягкие округлости ее тела, которое так любил ласкать, и отреагировал, как изголодавшийся зверь. Кровь прилила к паху, а желание стало таким сильным, что трудно было стоять на ногах. Он слегка ослабил хватку, и Маргарет тут же повернулась и обняла его.

— Йен… — всхлипнула она. — Ты пришел…

— И как раз вовремя. Судя по тому, что я видел, — съязвил он.

Что‑то в его голосе, должно быть, насторожило Маргарет. Или, возможно, ее удивила его внешность. Долгие месяцы в укрытии не пощадили Йена. Он не только похудел и давно не брился, но и выглядел как разбойник с большой дороги. Вспомнив, что на нем до сих пор шлем, закрывавший лицо, он снял его, швырнул на землю и стал ждать.

Маргарет прикусила губу и задумалась, потом тихо сказала:

— Это ничего не значит, Йен.

— Ничего? — взорвался он, мысленно вернувшись в Стерлинг и вспомнив, как легко она отмахнулась от поцелуя юного Джона Комина. — Он касался тебя своим ртом, а это что‑нибудь да значит, пока ты моя жена. Но, похоже, ты об этом уже забыла.

— Я ничего не забыла.

— Разве? — Он резко прижал ее к себе. Все его чувства стократ обострились, но гнев мешал ему немедленно поцеловать ее. — Тогда какого черта ты здесь делаешь наедине с ним? Или я не должен спрашивать? Мы с тобой тоже как‑то раз поехали на верховую прогулку одни. Помнишь, чем это кончилось?

Маргарет гневно взглянул на него.

— В чем ты меня обвиняешь? Скажи прямо.

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Пока. Я спрашиваю. Какие у тебя отношения с Тристаном Макканом?

— У меня нет и не было с ним никаких отношений, и тебе это хорошо известно. — Должно быть, она что‑то прочла на его лице, потому что спросила: — А что?…

— А то, что у тебя не было крови, — прошипел Йен.

Маргарет потребовалось какое‑то время, чтобы понять, о чем речь, затем одарила мужа таким взглядом, что ему захотелось сквозь землю провалиться.

— Значит, я, по‑твоему, не была девственницей? — Она злобно хохотнула. — Знаешь, ревность сделала тебя не только негодяем, но и глупцом. Не из всех женщин во время первого сношения с мужчиной потоком льет кровь. Это даже я знаю. Встретив тебя, я была девственницей и верность тебе хранила с тех самых пор и до этого момента. Но сейчас я задаю себе вопрос: а зачем? — Она сделала паузу, пытаясь обуздать гнев. — Тристан был не прав, когда полез ко мне с поцелуями, и мне жаль, что ты это видел. Но я не шлюха. И то, что я переспала с тобой, вовсе не означает, что я лягу с любым другим мужчиной.

Проклятье! Она повернула дело так, что он почувствовал себя виноватым. Но ведь он‑то не целовал другую женщину в лесу. И не он хотел положить конец их браку.

— А почему ты вообще здесь? Моя жена должна находиться в Гилене. Ты покинула меня из‑за Маккана? Ты устала ждать одного мужа и решила взять себе другого?

— Думаю, мне так и следовало поступить. Между прочим, не я покинула тебя одного и без защиты. Не я исчезла на долгие месяцы, ничего не объяснив. Не я скрывала от тебя все, что связано со мной. И не я выскочила из тьмы, напугав тебя до полусмерти. Зачем бросаться обвинениями после многомесячной разлуки? Это не брак, Йен. По крайней мере, не тот брак, какой мне нужен.

Йен нахмурился. Без защиты? Что она имела в виду? Следовало выяснить. Но тут Маргарет попыталась отстраниться, а он даже за все блага мира не мог бы ее отпустить. В глубине души он опасался, что уже потерял ее.

— Пока я дышу, Мэгги, ты принадлежишь мне. А если Маккан или твой отец под ложным предлогом намерены изменить это, то пусть отправляются прямо в ад. Я сам позабочусь об этом.

Глаза Маргарет вспыхнули.

— Я никому не принадлежу. Я не собственность, которую необходимо завоевать. Считается, что я твоя жена, но если ты и дальше будешь обращаться так с той, которую якобы любишь, то с меня хватит. Можешь сам отправляться в ад или обратно на войну, которая для тебя важнее, чем я, — мне все равно.

Йен действительно любил ее — всем сердцем, всем существом. В этом и проблема. Он не мог отпустить любимую женщину, хотя отлично понимал: она заслуживает большего, чем он мог ей дать сейчас. Он должен был ее удержать, обязан был придумать, как это сделать.

И он сделал единственное, что смог придумать, единственное, от чего она не могла отказаться, единственное, что могло усмирить бурю, назревающую в их сердцах: впился в ее губы поцелуем. Он целовал ее со всей страстью, на которую был способен, целовал со всем безудержным гневом, кипевшим в душе, и со страхом ее потерять. Да‑да, он ужасно боялся ее потерять.

Прошло несколько мгновений, и обоих охватило безумие похоти. Руки Маргарет с безудержным отчаянием скользили по спине мужа, а он с жадностью целовал ее и целовал — покрывал поцелуями лицо, шею, грудь, понимая, что никогда не насытится. Ничего лучшего в его жизни не было и быть не могло.

В какой‑то момент они начали срывать друг с друга одежду. Несколько горячечных мгновений — и его фаллос вырвался на свободу.

Прохладный ночной воздух не принес облегчения. По жилам Йена струился жидкий огонь. Они оба были в огне.

Он прижал жену спиной к дереву, задрал юбки и вонзился в нее с отчаянием обреченного. Медлить было невозможно. Прошло так много времени…

Йен энергично двигался, но при этом прекрасно понимал: они принадлежали друг другу, и ничто не могло этого изменить. Снова и снова доказывая ей это, он весь находился во власти страсти. Она была прекрасна, восхитительна, волшебна!

А страсть между тем все нарастала, накатывала волна за волной и требовала разрядки, которая была уже близка — безжалостная, всепоглощающая, неотвратимая.

Тихие стоны Маргарет сводили его с ума.

— Боже правый, Мэгги, я люблю тебя.

Эти слова продолжали звучать в его мозгу, когда тело уже, казалось, взорвалось, разлетевшись на мелкие частички. Йен излил семя — доказательство своей любви — в лоно жены.

И лишь несколько минут спустя, отдышавшись, сообразил, что наделал.

«Что‑то изменилось», — промелькнуло у Маргарет.

После их первой встречи в рыбацком домике она чувствовала, что муж занимается с ней любовью как‑то не так, явно сдерживается, только теперь осознала, в чем было дело.

Он выходил из ее лона до того, как достигал разрядки. За исключением самого первого раза он никогда не изливал в нее семя. «Но почему?» — недоумевала Маргарет. И как же она раньше этого не замечала?

— Ад и проклятье, Мэгги, прости меня. — Йен взъерошил пятерней свою и без того взлохмаченную шевелюру.