Одна из присяжных вскочила с места, очевидно потрясенная.

– Вы их видите? – спросила она. – Видите мертвых? И можете с ними разговаривать?

– Да, – ответила Лейли. – Это неотъемлемая часть магии мордешора. Я могу существовать в обоих мирах.

Зал дружно ахнул. А затем…

– Почему она никогда раньше об этом не упоминала?

– А что, если она лжет?

– Немыслимо, просто немыслимо…

– Она могла узнать про вашу сестру от кого угодно!

– Она пытается манипулировать вашими чувствами!

– Какова вероятность…

– Да как вы смеете лгать о подобном, юная леди…

– А если использовать такую магию во вред? Только представьте – общение с мертвецами!

– Последствия могут быть ужасны…

– Я все равно считаю, что она слишком молода!

– Опасно вмешиваться…

– Что еще ей известно?

– Как жестоко держать такое в секрете!

– И ведь ребенок, всего-то ребенок…

– ТИШИНА!

Судья встал и застучал молотком. Ему пришлось несколько раз прореветь приказ, прежде чем в зале воцарилась напряженная, наэлектризованная тишина.

Сердце Лейли грохотало где-то в ушах. Руки девочки тряслись, и она сжала их в кулаки, чтобы не было так заметно. Она понятия не имела, что натворила – каких демонов выпустила на волю своим опрометчивым признанием, – и теперь чувствовала, как в горло ей вцепляется страх.

По позднейшим оценкам Лейли, судья сверлил ее взглядом по меньшей мере десять минут (хотя Оливер утверждает, что вся сцена заняла несколько секунд).

– Вы ужасная маленькая лгунья, мисс Фенжун, – сказал он наконец. – И ваша лживость дорого вам…

– Нет, ваша честь! Клянусь, я не…

– ТИХО!

Лейли оцепенела, от страха примерзнув к креслу. Такого исхода она не ожидала.

– Вы посмели явиться в зал суда и врать под присягой? – прошипел судья. – Использовать для манипуляций смерть моей сестры? Насмехаться надо мной? – теперь он орал с совершенно багровым лицом. – Думаете, меня так легко одурачить?

И он с силой стукнул молотком по столу.

– Н-нет, ваша честь… Я бы никогда …

– Перебьете меня еще раз, юная леди, и я обвиню вас в неуважении к суду! – Он сощурился. – Именно чрезмерная суеверность, – продолжил он тихо, – подточила наш город. Собственные страхи и узкомыслие превратили нас в заложников этих устаревших, бесполезных ритуалов. Мордешоров, – добавил судья ядовито, – в особенности.

Теперь он обращался к присяжным.

– Почему мы боимся мертвых? Почему боимся даже навестить могилы своих любимых? Потому что предрассудки говорят нам, будто так мы побудим их трупы вернуться к жизни. Абсурд! – снова заорал он. – Вся наша жизнь управляется абсурдом. И я больше этого не потерплю!

У Лейли оборвалось сердце.

– Лейли Лейла Фенжун, я признаю вас виновной по всем пунктам. Вы приговариваетесь к шести месяцам тюремного заключения и немедленному лишению магии…

– Но ваша честь! – воскликнул бесполезный адвокат. – Суд присяжных!..

Судья помедлил секунду, прежде чем повернуться к их скамье.

– Господа присяжные заседатели, – произнес он. – Если вы согласны с приговором этой ведьме, скажите «да».

– Да! – грянули все хором.

– Кто-нибудь против?

Молчание.

– Нет! – завопила Алиса, бросаясь вперед. Беньямин в последний миг ухватил ее за пояс и оттащил назад. – Пожалуйста, – рыдала она. – Ваша честь… Это ошибка…

Но судья только с отвращением на нее взглянул, бросил свой молоток и вышел из зала.

Воцарился хаос.

Люди кричали все разом, перебивая друг друга; новости (и непрошеные мнения по их поводу) распространялись как простуда. Лейли ничего не слышала. Она словно лишилась всех чувств: зрение мутилось, оглушительный поток звуков отскакивал от барабанных перепонок и сливал все голоса в монотонный гул. Неужели это правда случилось? Ее в самом деле осудили?

Лейли едва ли заметила, как кто-то схватил ее за руку и потащил из зала суда. Только уже занеся одну ногу над порогом, она вспомнила оглянуться.

Алиса по-прежнему кричала, отбиваясь от Беньямина. Тот, белый, как полотно, цепко держал ее за пояс, не давая натворить глупостей. Мадаржун выглядела убитой горем.

Оливер Ньюбэнкс стоял совершенно прямо, не говоря ни слова, а по щекам его беззвучно катились слезы.

Тогда-то Лейли и посетила безумная, ужасающая идея, которая – могу вас заверить – даже не пришла бы ей в голову, не будь ситуация столь безнадежна. Но дорогой читатель, Лейли достигла пика отчаяния. Призраки по-прежнему парили в зале, глядя на нее в таком изумлении и испуге, что не могли вымолвить ни слова. Мордешор отыскала их бесплотные фигуры, видеть которые могла только она, и что было сил крикнула:

– Скажите, что я прошу их вернуться!

Призраки ничего не ответили – лишь заморгали.

– Передайте им! – продолжила Лейли. – Слышите? Это очень срочно!

А потом случилось то, что напугало ее больше всего: призраки просто растворились.

Так быстро?

Ее уже лишили магии? Куда подевались духи? Что станет с ними теперь?

Лейли словно выпили досуха. Печаль накрыла ее, будто порыв горького ветра, и она вдруг отчетливо поняла, что у нее не осталось ходов. Ни запасных планов, ни козырей в рукаве. Черное смирение окутало ее с головы до ног, и девочка едва не упала под тяжестью минувшего дня.

Следующий час прошел в тумане.

Чьи-то грубые, безжалостные руки протащили Лейли по таким запутанным коридорам, что, даже если бы ей удалось вырваться, девочка блуждала бы тут до самой смерти. В конце концов ее втолкнули в камеру в задней части здания и оставили там, не сказав ни слова.

У Лейли путались мысли. Ее отправляют в тюрьму. В тюрьму. На полгода. Без магии. Воздух выходил из легких резкими, свистящими всхлипами, которые начинали пугать ее саму. Она не могла вдохнуть как следует. Камера вращалась. Лейли поднялась на ноги, не думая, добежала до урны в углу и рассталась с остатками завтрака. Руки девочки тряслись; кости ныли так, словно вот-вот переломятся, кожа ощущалась холодной и липкой.

Лейли медленно добрела до единственной узкой койки у стены, заставила ноги согнуться и присела в ожидании, когда мир – или потолок – обрушится ей на голову и окончательно раздавит.

Только теперь она осознала один факт: на самом деле она не ожидала, что дела пойдут так плохо. В глубине души Лейли тихо, но отчаянно надеялась, что после всего, выпавшего на ее долю, судьба наконец-то протянет ей руку. Подарит второй шанс.