– Позвоните, – кивнула Вика. – Вряд ли ему это чем-то поможет, зато завтра меньше будет поводов для возмущений. Сейчас я скину вам его номер.

Телефон Панина негромко пискнул, давая знать о полученном сообщении. Михаил Григорьевич взглянул на экран и толкнул локтем Дениса.

– Прижмись к обочине. Выйду, позвоню этому пижону.

Включив поворотник, Малютин вывернул руль вправо. Спустя несколько секунд автомобиль остановился.

– Я быстро, буркнул Панин, выходя из машины.

Вика сидела, закрыв глаза и прижавшись затылком к подголовнику. В висках немного покалывало, но все же эти неприятные ощущения не были настолько сильны, чтобы помешать ей представить перед собой улыбающееся лицо Геннадия.

– Денис, – окликнула она Малютина, – вы как-то говорили, что у вас есть человек, который может быстро сделать биллинг любого номера.

– Я так понимаю, речь идет о номере Генки? – обернулся к ней Малютин. – Вы что, хотите сами заняться этим делом? Неофициально?

– Хочу, – решительно кивнула Крылова, – но не буду. – Шемякин не позволит. Вообще никто не позволит. Но если допустить, что эта смерть как-то связана с делами, по которым Гена работал, то логично предположить, что он что-то обнаружил. Что-то или даже кого-то. И теперь мы с вами должны попытаться понять, как и что он нашел. Поэтому мне нужен биллинг всех его разговоров и сообщений за вчерашний день, а также маршрут движения. Попробуем наложить одно на другое, а затем смоделируем весь его вчерашний вечер.

Дверь автомобиля вновь распахнулась, И Михаил Григорьевич, недовольно пыхтя, забрался на пассажирское сиденье.

– Я все сделаю, Виктория Сергеевна, – пообещал Малютин, – но в любом случае сегодня мы отчет вряд ли получим. Хорошо, если завтра утром.

– Я так понимаю, на завтрашнее утро у нас много планов, – Панин обернулся и с подозрением взглянул на Крылову. – Я пропустил что-то важное? Или вы теперь в эти игры решили без меня играть?

– Ну как мы без такого опытного игрока? – усмехнулся, вновь выкручивая руль, на этот раз влево, Малютин. – К тому же мы не генеральские дети, о нас ты точно никому докладывать не будешь.

***

Войдя в квартиру, она сразу поняла, что что-то не так. Музыка играла слишком громко, хотя, по мнению Вики, эту ревущую какофонию музыкой назвать можно было с большой натяжкой. Электрогитара силилась добраться до самых визгливых своих нот, ударники сотрясали воздух лихорадочными дробями, а басы, казалось, жили своей собственной жизнью, раз за разом повторяя короткую незамысловатую комбинацию. Все это еще можно было как-то терпеть, если бы никто не пел. Однако солист изо всех сил старался доказать, что может быть громче, чем все сборище сопровождающих его инструментов. В целом с этой своей задачей он справлялся.

Крылова выключила музыкальный центр в тот самый момент, когда вся группа, решив помочь основному исполнителю дружно рявкнула: «Balls to the Wall!»* (* сноска – судя по всему, в квартире Крыловой звучала песня в исполнении немецкой группы «Accept», которая так и называется: Balls to the Wall!)

Сидевший за столом Мясоедов с трудом поднял голову и уставился на жену тяжелым, ничего не выражающим взглядом.

– Так обязательно надо было делать? – наконец спросил он, придя к выводу, что молчаливого упрека стоящая перед ним женщина понимать не хочет. – Ведь можно просто убавить звук. А еще лучше сперва спросить: «Можно я немного убавлю звук?»

– Ты же знаешь, я это терпеть не могу, как оно называется? Тяжелый рок? Хэви метал? – Вика раздраженно схватила стоящую на столе почти пустую бутылку из-под виски. – И что, обязательно надо напиваться? Есть какой-то повод? Очередной прилив жалости к себе, любимому?

– А вот знаешь, чего не могу терпеть я? – медленно, чеканя каждое слово, процедил Мясоедов. – Я ненавижу, когда тебе наплевать на то, что со мной происходит. Тебе наплевать, когда рушится все, на что я рассчитывал все эти месяцы. Когда теперь уже точно ясно – все, на что я способен, это дышать свежим воздухом и пугать мамочек на детской площадке. Ах, нет! Я еще могу устроиться пугалом в ближайший колхоз. Буду костылем ворон отгонять. Ты не в курсе, тут где-нибудь поблизости никаких колхозов не завалялось?

– У тебя что-то произошло? – Вика тяжело опустилась на один из стульев и обхватила себя руками, пытаясь унять появившуюся невесть откуда и теперь пробирающую всю тело мелкую дрожь.

– Произошло!

Мясоедов с силой ударил кулаком по столу. Стоящая перед ним почти пустая бутылка виски закачалась, но все же устояла.

– Произошло, – тихо повторил он и, взяв бутылку в руки, привычным движением открутил крышку, – облажался я. По-крупному облажался. И не просто сам по себе, а еще и кучу народа позвал, чтобы они на это безобразие посмотрели.

– Бывает.

Вика устало пожала плечами, чувствуя огромное желание свернуться калачиком, но не в постели, а на диване в гостиной. Не раскладывая его, так чтобы можно было прижаться спиной к мягким подушкам, натянуть плед на самую макушку, закрыть глаза и попытаться хоть на какое-то время ускользнуть из этого мира, в котором одни люди умирают в то самое время, когда их жизнь еще даже не коснулась расцвета, а другие живут, не давая при этом жить другим. Нет, последняя часть возникшей в голове фразы была вовсе не о Жоре, попыталась убедить себя Крылова. О Жоре сейчас ей думать совсем не хочется, потому что она о нем думает всегда. Беспрерывно. Все время с того самого дня, когда он попал в эту ужасную аварию. А сейчас ей хочется подумать о чем-то другом, а еще лучше, вовсе ни о чем не думать, если такое, конечно, возможно.

– Главное ведь, что все живы, – произнесла она так, что сама не смогла бы точно определить, было ли сказанное вопросом или утверждением.

– Ты думаешь? – Мясоедов залпом проглотил налитый в стакан виски. – Думаешь, жизнь это самое главное, что есть у человека?

Стакан с силой ударился о поверхность стола. «Как громко, – беззвучно пожурила мужа Крылова, – неужели это так необходимо – производить столь громкие звуки?»

– Знаешь, – сказала она вслух, – когда у тебя на глазах вытаскивают из петли двадцатишестилетнего парня, с которым ты вместе работаешь… работала еще вчера, и который хвастался тебе своими планами на будущее, да, в этот момент понимаешь, что жизнь – это самое главное, что есть у человека.

– У вас что… – Жора не закончил фразу. Нахмурив лоб и стиснув тяжелые кулаки, он пытался собрать воедино рассеянные, растерзанные алкоголем в клочья остатки сознания, но, очевидно, эти попытки были слишком тяжелой задачей для его организма. – У вас кто-то умер? – наконец смог